Рассказать об этом Доценту, что ли? Мысль была настолько удивительной, что Олег даже остановился. Ну уж нет. Сдавать своего собеседника он не станет. Не наш это метод. Мы-то с тобой, дружище, сказал Музыкант сам себе, не политики. Мы просто хотим спокойно жить, музыку слушать, женщину свою любить, изредка ходить на охоту, и ничего больше нам не надо. Сами играйте в свои дрязги, а меня не трогайте. Я вам не помощник.
Что-то все больше у меня секретов накапливается… Олег снова пошел в сторону дома, ускорив шаг. Это как-то нехорошо. Но, с другой стороны, я ведь этих тайн не хотел. Они, почему-то, сами за мной гоняются, да я бы с удовольствием от них отказался. Меньше знаешь — крепче спишь.
Уже потом он сообразил, что Денис что-то кричал ему вслед. Но потом понял, что Музыкант его не слышит, и замолчал.
По странному совпадению, вечером в гости зашел Кравченко. Принес бутылку неплохого коньяка и банку редкого в посткатастрофном городе лакомства — консервированных персиков. Со сладким, естественно, вообще было не очень хорошо, как и с алкоголем. Но если алкогольные запасы быстро были поставлены под контроль сначала отдельными бандами, а затем Штабом, то с сахаром и конфетами так поступить не сообразили. Привычные винные и водочные этикетки четырехлетней давности все больше вытеснялись напитками, состряпанными выжившими в Катастрофе умельцами из разряда тех, которые в самую чудовищную разруху в состоянии из подручного хлама собрать телевизор. О конфетах же пришлось надолго забыть и обходиться сомнительными суррогатами. Неудивительно, что при виде персиков у Иришки глаза вспыхнули точно у голодной волчицы.
— Слушай, Данил Сергеевич, — поинтересовался Олег, — а с ними ничего не случилось? Ну, с персиками? Четыре года прошло, как-никак.
— Да что с ними случится? Это же консервы. Видишь, банка нормальная, не вздутая? И вообще, Олег, ты же водку докатастрофную пьешь? Правильно, пьешь. И ничего, не умер пока что. Смотри зато, какой у твоей женщины взгляд. И вот еще что у меня есть.
Жестом фокусника, демонстрирующего взыскательной публике коронный номер, Кравченко извлек из внутреннего кармана плитку шоколада.
— Погоди-погоди, — рассмеялся он, видя, что Иришка уже готова разорвать его в клочья, чтобы убедиться, что гость ничего больше не прячет. — Во-первых, больше правда ничего нет. Во-вторых, не торопись, никуда это добро не убежит. Музыкант, тащи тару. Ты же коньячок будешь? Эх, сейчас бы лимончик…
— Французы говорили, — откликнулся Олег уже с кухни, звеня бокалами, — что закусывать коньяк лимонами — это варварство. Можно только шоколадом.