— Обед! — тоже вздохнул Висковатый.
— Поминальный. Но со «сдержанными возлияниями». Сами понимаете, жующие уста имя Лермонтова произносили не часто. Отдавши, так сказать, «кесарю — кесарево», снова обратились мы к пище духовной. — Он указал на башенки Михайловской галереи. — Там — концерт. Строго академический, его памяти. Все артисты, бывшие на водах, почли за честь. Очень жалели — певица Монталон уже уехала, хотя иностранка — но я уверен… Артист драматический Музиль — стихи Лермонтова… Так он никогда прежде не читал: по спине — дрожь. Гурьева «Сон» пела. Она, Хохлов и тифлисский певец Усатов — Даргомыжского «Ночевала тучка». Я с Евдокимовой бетховенским маршем похоронным «На смерть героя» начали концерт и закончили. Без призыва, публика вся встала в молчании. Мы волновались ужасно: впервые на публичном концерте его памяти! Вся выручка с концерта — на памятник ему. Артисты, разумеется, — безвозмездно.
— А вечером тут, — он обвел рукою пригорки, — иллюминация. Два оркестра. Народное гулянье. Без всяких эксцессов прошло. За весь день я не заметил ни одного простолюдина пьяного. Горцы джигитовку предлагали, да мы почли неудобным — день-то поминальный. Ну, а в киосках базар благотворительный — тоже на памятник. Вино там, чай, кофе, фотографии с его известных портретов для продажи, Ланге дал, Энгель — снимки его домика. Безвозмездно. Брелочки с его стихами тут изготовляют ювелиры и кустари — пожертвовали несколько коробок. Каждый что-то вложил…
— Вы, как организатор, довольны?
— Довольны мы тем, что чиновники почти не чинили препятствий, как им свойственно. Вот только Эрастов… каплю яда… А так все, включая простой народ, несмотря на минор даты, были приподняты… Все хочется этот поминальный день 15 июля назвать праздником.
— Пожалуй, это и был праздник общественного воскрешения памяти Лермонтова. Торжество поэзии бессмертной среди прозаических будней наших…
Они начали спускаться к Николаевскому цветнику. Висковатый, оглядывая окрестность, отмечал точность лермонтовского пейзажа и заметил, как любопытно задуман курортный городок в ущелье: при подъеме вынимается, будто из волшебной коробочки, при спуске — все уходит, точно обратно укладывается. Они остановились кинуть последний взор на зарумяненный утром, рельефно выступавший из далей снежный хребет.
— Гора из-за горы глядит, — сказал Висковатый. И прочитал:
Что на земле прекрасней пирамид
Природы, этих снежных гор?
Щуровскому же больше по сердцу была вторая половина четверостишия:
Не переменит их надменный вид
Ничто: ни слава царства, ни их позор…