«Ну-ну», — сказал он успокаивающе. «Мы можем это исправить, под зондом».
Слёзы текли вниз по её щекам. «Но почему? Почему ты делаешь это?»
Он показался удивлённым, а затем — сокрушающимся. «Ты права. Я и правда ещё не объяснил. Ну, слушай. Я — художник; моя форма — создание любви». Он улыбнулся выражению её лица. «О, нет, не физический акт, Эрриэнжел. Нет. Для меня эти и слишком неуловимо, и слишком ограниченно; к тому же эта сфера чересчур насыщена. Каждый — эксперт; не так ли? Нет. То, что делаю я, — другое.
Я записываю великую любовь; великую и подлинную любовь. У меня мало конкурентов, а равных мне — ещё меньше. И любовь — всегда в моде, всегда ходкий товар. Мало кто может по-настоящему любить, но всем любопытно, а самое любопытное вот что: каково это — быть по-настоящему любимым? Итак, я нахожу человека, вроде тебя, кого-то, кто красив, мил и явно привлекателен. А затем я добываю воспоминания их величайшей любви. В конце концов я монтирую эти воспоминания в чувство-чип; он становиться квинтэссенцией одного из самых сильных переживаний, которые могут испытывать люди».
«Но… почему я? Ты только что сказал, что я никогда не любила». Она почувствовала внезапную горячую острую боль возмущения и её глаза высохли. «По крайней мере, не в соответствии с твоими стандартами».
«Не имеет значения — примерно на это я надеюсь. У тебя есть все необходимые качества, Эрриэнжел. Ты была богата, так что для большинства людей в пангалактических мирах твоя жизнь — уже мечта. По этой причине у тебя было свободное время, чтобы не отказывать себе в любовных отношениях. Ты родилась красивой; ты всегда была красивой — и знала это, что придаёт безошибочный привкус твоей памяти, вкус, по которому остальные изголодались». Он поцеловал ей руку — вежливый искусственный жест. «Я ещё не знаю, что пошло не так, но мы найдём и исправим это, под зондом».
«Я не знаю», — сказала она неуверенным голосом.
«Нет, нет. Не бойся. И помни, если ты мне дашь, что я прошу, я верну тебе свободу».
Она боялась поверить ему и её недоверие, должно быть, было очевидно.
Он засмеялся. «Здесь нет никакого альтруизма, Эрриэнжел. Когда я издам чип, ты станешь знаменитой. Когда ты станешь свободной, твоя популярность будет способствовать популярности чипа, а популярность чипа — твоей популярности. Корпорация, конечно же, получит выгоду от этого взаимодействия. Известность — крайне важна, даже для художников — если они не хотят умереть от голода ради своего искусства». Лицо его помрачнело, словно он обнаружил, что действительность — неприятна на вкус.