Валентин, потирая челюсть, смотрел на Себастьяна:
– Чувствуешь себя лучше?
Сделав глубокий вдох, Себастьян велел Стэнтону вернуться в дом.
– Правду сказать, да, – неохотно признался он. С яростью, которая весь вечер жгла ему грудь, теперь можно справиться.
– Хорошо, а то я уж исчерпал запас колкостей. – Маркиз подобрал рукав пальто. – Увидимся завтра.
– Ублюдок.
– Щеголь.
Себастьян вытер подбородок.
– Подлец.
– Простофиля.
– Негодяй.
– Закоснелая душа. – Усмехнувшись, Валентин возвратился к карете и поднялся в нее. Мгновение спустя экипаж выехал на улицу и повернул в сторону Корбетт-Хауса.
Себастьян расправил фалды. Не важно, сознательно или нет, Деверилл затронул важные моменты. Надо кое о чем позаботиться.
Себастьян вернулся в дом.
– Стэнтон, пусть Грин оседлает Мерлина. Мне нужно переодеться, я уезжаю. Не ждите меня. – Он миновал дворецкого, затем снова остановился. – И в следующий раз, когда вы вмешаетесь в драку, я ожидаю, что вы примете мою сторону.
Дворецкий тихо закрыл входную дверь.
– Да, ваша светлость.
Себастьян пошел наверх, на ходу снимая сюртук. Да, Валентин во многом прав. Имя Гриффина может выдержать небольшой скандал. Но когда до этого дойдет, выдержит ли он? Кажется, в ближайшие дни он это узнает. Начав сегодня ночью.
Жозефина сидела на большой кровати, разложив корреспонденцию. Она внимательно перечитывала письма отца, и все начало обретать смысл. Она поступала неправильно. Всегда! Но, даже зная, что они затеяли интригу, понимая, что превратила неправду в привлекательную ложь, она наслаждалась тем, как они погрузились в вымысел, пока он не стал обретать черты реальности. Отец был настолько уверен в своем превосходстве, что, казалось, мог использовать в своих интересах всех, кто верил его планам.
Мать всегда называла мужа мечтателем, который мчится с одной войны на другую в поисках славы. Перечитывай письма отца, Жозефина видела, как нарастает его отчаяние, его зависть сначала к Веллингтону, потом к Боливару и Ривере. Он завидовал даже отцу жены, его высокому положению в испанском колониальном правительстве.
Что вело его? Зависть? Или тщеславие? Жозефина решила, что это не имеет значения. Того, что она хотела найти в его письмах – совести или беспокойства о ком-нибудь, кроме себя, – там нет. Учитывая, что она помогала отцу составлять и осуществлять планы, у нее тоже нет совести. Она так думала.
Два момента изменили это. Сначала их планы касались только денег. Теперь отец хотел, чтобы люди рисковали жизнью, а это сильно отличается от желания заполучить богатство.