Сибирский Робинзон (Черетаев) - страница 42

То ли я адаптировался к условиям своего существования, то ли действительно потеплело, но мне стало тепло и относительно хорошо. И это несмотря на усталость и травмы. Но скоро меня вновь начала мучить садистская зубная боль. Боль, сводящая с ума… Бог мой, ну и пытка!

И как долга осенняя сибирская ночь! Иной раз кажется, что она сама вечность. Вечность, наполненная кошмарами и стонами, руганью и молитвами.










Глава седьмая

ЧЕТВЕРТЫЕ СУТКИ ОТЧАЯНИЯ


...В кабине нет шофера, но троллейбус идет,

и мотор заржавел, но мы — едем вперёд...

В. Цой


Ночь выдалась ужасной. Несмотря на усталость, я долго не мог толком сомкнуть глаз. Стоило погрузиться в дремоту, как вдруг начинали ныть зубы. Нестерпимая боль электрическими разрядами бомбардировала мой измученный мозг. Помутившийся рассудок, казалось, кричал от боли, а я стонал, чтобы не слышать его криков. Только дважды мне все же удавалось провалиться в сон, но даже не заснуть, а скорее забыться.

Как же я ждал наступления рассвета! Секунды обратились в минуты, а минуты тянулись часами. Я разрывался между усталостью, желанием спать и невозможностью отдохнуть. Истерзавшись, я сам не заметил, как под утро, скорчившись в позе эмбриона в тесном пространстве межу двумя туалетными кабинками, погрузился в сон.

«Я бы многое сейчас отдал, чтобы проснуться в нормальной, человеческой постели, а не в этом развороченном сортире, — подумал я, просыпаясь. — Что имеем — не ценим, а потеряем — плачем».

Вот со столь печальными и совсем неоптимистическими мыслями я встретил утро четвертого дня после катастрофы, изменившей мою жизнь и изменившей меня самого.

В моем обиталище было темно и холодно, словно в склепе. За два дня на крышу насыпало порядочно снега, удивительно, что она до сих пор не провалилась под собственным весом. Первое время я даже с опаской посматривал наверх, грешным делом ожидая неожиданного обрушения хрупкой крыши. Но, к моей радости, она не только держалась, но и служила хорошим теплоизолятором. Должно быть, в каморке теперь было на пару градусов теплее, чем на улице. В моей ситуации нельзя пренебрегать лишними градусами. Все что может греть: сухая одежда, закрытое от ветра помещение, а также мысли, эмоции, воспоминания, — всё должно использоваться по максимуму.

Когда я выбрался из своего укрытия, то обнаружил, что на улице идет дождь со снегом. Этот дождь напоминал легкую занавеску, сильно раздуваемую ветром. И вот эта своеобразная занавеска окатила меня ледяной шрапнелью.

Я расстроился, и было из-за чего. Солнце еще не поднялось над горами, но уже было понятно, что и этот день днем можно назвать лишь условно. Погодка, скажем так, не задалась. Совсем не высокие якутские горы своими лысыми макушками буквально распахивали рыхлые брюха тяжелых туч.