За спиной прогремел выстрел, и Макс обернувшись, резко остановился. Тень тоже остановилась метрах в трёх, и ему пришлось немного задрать вверх голову, чтобы окинуть её взглядом полностью. Тень была высокой. Она немного наклонилась вперёд, нависая и словно приготовясь к прыжку, и Макс понял, что только выстрел помешал ей закончить прыжок и… Что могло случиться потом, представить было и трудно, и страшно.
На том месте, где у тени скорее всего было нечто вроде головы, Макс увидел сквозную дыру сантиметров пятнадцать в диаметре. Края дыры были рванными, и Макс отчётливо разглядел сквозь неё серое небо. А ещё Макс снова почувствовал озноб, как и всего минуту назад, лёжа за кустом шиповника и нервно втягивая в себя извивающийся, сухой воздух. Но это был не страх, от самой тени исходил сильный холод, словно от промёрзлой за зиму почвы.
Тень всё так же покачивалась из стороны в сторону, и если у крака отсутствие привычных для земных существ глаз мешало понять его мысли и чувства, то у этого непонятного тёмного сгустка отсутствовало всё, отчего Макс мог только смотреть, не в состоянии зацепиться за происходящее мыслью.
Рванные края дыры стали шевелиться, похожие на бахрому, которую развевает ветер. Они тянулись друг другу, сцеплялись, перекручивались, и Макс видел, как дыра всё больше и больше наполняется этой чёрной, шевелящейся бахромой.
До него вдруг дошло, что скоро дыра заполниться полностью, и тогда тень завершит начатый прыжок. От одной мысли о том, что это существо коснётся его, Макса с отвращением передёрнуло, и он ватными ногами стал отступать назад.
И когда до него дошло, что так ему, конечно же, не спастись, что тень настигнет его за какие-то доли секунды и так же быстро убьёт, он расслышал громкое — Ложись, ёб твою!
Ничего не соображая, Макс повалился на землю, задрав голову, чтобы видеть тень, и тут же грохнул ещё один выстрел.
В этот раз стрелявший не попал, а только слегка задел покачивающийся сгусток. С одного края появилось небольшое углубление, которое тут же зашевелилось новой бахромой.
Макс видел, что дыра уже полностью затянулась, и сжал зубы, потому что почувствовал вдруг жгучие слёзы в глубине глазниц. Ему совсем не хотелось вот тут вдруг взять и пустить слезу, но и заставить железы не работать он не мог. Их заставляло работать чувство обиды, такое же жгучее, как и сами слёзы. Обида эта была от осознания собственной беспомощности.
— Господи, — мелькнуло в мозгу, — Неужели ничего нельзя сделать?
Ему захотелось вскочить, броситься на чёртову тень, бить её, вгрызаться в неё зубами, но ведь это ничего не даст. Ничего не даст. С-сука!