Боже, он так скучал по Одри прошлой ночью! Он не мог заснуть, все думал о том, что она сказала ему. Марк представил ее с большим животом или с ребенком на руках. Потом представил себя с маленькой белокурой девочкой на руках, которая зовет его папой. Впервые в жизни он представил себе такую возможность. Но потом перед глазами встала картина из детства: они с Китом прячутся от гнева матери, она бьет их ремнем, когда находит. Нет, он не может произвести ребенка в этот мир, потому что ни одной женщине нельзя доверять. Одри прекрасно заботится о своем племяннике, но ведь это временно. Справится ли она с постоянной ответственностью? А самое главное, справится ли он сам?
Марк снял шляпу, повесил ее на крючок и вытер пот со лба. Потом он прошел в кухню и взял с тарелки печенье. Что он делает? Он должен повернуться и немедленно уйти отсюда! Но ноги не слушались его. Марк не мог оторвать от Одри глаз.
— Овсяное печенье, мое любимое, — пробормотал он.
— Я знаю, — сказала Одри, глядя на него. Опустив взгляд, она поправила передник. — Хелен мне сказала.
Марк стоял и страстно желал, чтобы она коснулась его.
Девон потянул к себе тарелку, чтобы взять еще одно печенье, но тарелка соскользнула со стола на пол и разбилась.
— Девон, нет! — крикнула Одри, бросаясь к мальчику.
Но прежде чем она успела приблизиться к нему, Марк подхватил Девона, не позволив ей дотронуться до него.
— Не смей его трогать! — закричал он, гнев бушевал в нем. — Это вышло случайно!
В комнате повисло молчание, вдруг стало холодно, словно зимой.
Марк очнулся от своего приступа. Боже мой, что же он наделал?
Девон дрожал, глядя на него широко открытыми глазами.
Одри удивленно подняла брови, в глазах ее были недоумение и жалость. Наконец она спокойно произнесла:
— Я только хотела забрать его подальше от осколков, чтобы он не порезался.
Марк тяжело дышал, пытаясь унять дрожь во всем теле. Он поставил малыша на пол, повернувшись к Одри спиной. Он нещадно ругал себя последними словами. Какой же он дурак! Теперь она всегда будет смотреть на него с жалостью.
Одри успокоила мальчика и отправила его смотреть телевизор в гостиную. Через минуту она вернулась и, тронув Марка за руку, сказала:
— Марк, я надеюсь, ты знаешь, что я ни за что на свете, никогда не ударю ребенка.
— Да.
Больше ему было нечего сказать. Если он продолжит, Одри услышит, как дрожит его голос. Он не мог повернуться и взглянуть ей в глаза. Не оборачиваясь, он вышел, хлопнув дверью.
В этот день Марк не вернулся домой. Одри решила для себя, что должна обязательно найти его. Она все-таки должна ему сказать то, что давно хотела сказать.