Мрачный маленький домишко в северной части Форт-Уорта оказался еще более убогим, чем Марк его помнил. Кит предложил ему пойти вместе, но Марк решил, что должен сделать это один.
Он остановил свой грузовик на противоположной стороне улицы и просидел в нем около часа, обдумывая то, что он собирался сделать. Марк держался за руль, словно за соломинку, моля Бога о том, чтобы он дал ему силы встретиться с матерью.
Она открыла дверь после первого звонка, словно ждала кого-то. Лицо ее было сильно накрашено, но Марк видел глубокие морщины, залегшие в уголках рта, мешки под глазами и землистую кожу. На ней был пеньюар из тонкой ткани, сквозь который просвечивало когда-то стройное, но уже слегка расплывшееся тело. Его мать по-прежнему носила большие серьги, и стрижка была такой же, как Марк помнил с детства.
— Если ты ищешь Дадли, то его здесь нет, — резко сказала она; в ее ярко накрашенных губах дымилась сигарета.
Марк глубоко вздохнул:
— Здравствуй, мама.
Она подалась вперед и, прищурившись, рассматривала его несколько секунд. Потом, достав изо рта сигарету и опершись рукой об косяк, заулыбалась, показывая желтые зубы заядлого курильщика.
— Я знала, что когда-нибудь ты приползешь назад.
Марк сжал зубы и проговорил:
— Могу я войти?
— Конечно, заходи. — Мать провела его в маленькую грязную кухню, показала рукой на стул и достала из холодильника пару бутылок пива. Она села напротив него, затушила сигарету и сказала: — Присаживайся и выпей пивка.
Марк снял шляпу и сел. Он убрал стоящее перед ним пиво и положил шляпу на стол прямо перед собой. От матери исходил запах прокисшего пива, сигарет и дешевого парфюма, и они невольно воскресили в Марке детские воспоминания. Горло стало словно наждачная бумага, и он не мог выдавить из себя ни слова.
— Ну, так что тебе нужно? Ты ведь не собираешься лишить меня денежного довольствия? Мне ведь очень нужны деньги, — сказала она, удобно устраиваясь на стуле и закуривая новую сигарету.
— Нет, ты по-прежнему будешь получать свои деньги.
— А тогда в чем дело? Кит прислал тебя сюда?
— Можно сказать и так.
— Ну, тогда можешь передать ему, чтобы он катился подальше со своей психоболтовней. Думает, что он лучше других, потому что получил там какую-то степень, — она затянулась сигаретой.
— Ты должна быть благодарна, что кто-то еще заботится о тебе. Ты хоть когда-нибудь думала о ком-то, кроме себя?
Мать вскочила со своего места, замахнувшись на него рукой:
— Не смей так разговаривать со мной, пацан! Я все еще твоя мать!