Кейт надела белые джинсы, фиолетовую рубашку и босиком прошла на кухню. Ей хотелось пить. И тут до нее донесся аромат кофе из кофеварки. Кофе! Значит, Девлин подумал о ней. Она подошла к окну. Прилив был еще высок и грозен. Обломки, принесенные штормом, были навалены на берегу и лужайке перед домом.
И он был там, работал на дворе.
— Девлин.
Не задумавшись, Кейт поспешила на террасу и вниз по ступеням. Звук шагов ее босых ног заглушался прибоем, поэтому он не узнал, что она уже здесь, пока она не коснулась рукой его плеча.
Девлин повернулся и внимательно посмотрел на нее, словно отыскивая какие-нибудь повреждения. Потом отложил сломанную ветку карликовой пальмы и снял перчатки. Отбросив перчатки прочь, он тем же движением притянул ее к себе и прикоснулся губами ко лбу.
— Доброе утро, дорогая. Или добрый день, соня? — Прижав ее к своей голой груди, он склонил голову и положил подбородок на ее волосы.
Кейт слушала биение его сердца, ее руки скользили по выпуклым мышцам его спины и плеч. Она как бы успокаивала беспокойство, которого не понимала. Когда он постепенно расслабился, она слегка отступила от него. Что-то жесткое и беспокойное проступило в его лице, голос у него огрубел.
— Это я сделал?
Кейт потерлась щекой о его ладонь.
— Это не больно. — Голос у нее затих, рука накрыла его руку. Она заглянула ему в глаза. — Розы в моей постели, розы на моих щеках…
— Нет! — Девлин схватил ее пальцы, отступив на шаг назад. Он не хотел слышать или думать о ночи. Потому что, пока работал, он кое-что взвесил, и теперь для того, что он собирался сказать, ему нужна была холодная голова. Именно поэтому он оставил ее этим утром.
Как бы сильно он ни хотел ее, но пока у него есть дело и не решены некоторые проблемы, самое лучшее не сближаться. Кейт нужно держать на расстоянии. Ему нужно время, чтобы подумать.
— Кейт. — Он замолчал и оглянулся. Она была слишком хороша в свете солнца, с просвечивающими на солнце волосами, в своей великоватой рубашке. Слишком любима, с ее влажными и сочными губами, припухшими от его поцелуев. — Любимая…
Любимая. Почему-то слово мучило, если звучало не перед… Возможно, дело в тоне. Или в том, что она сразу почувствовала… День вдруг стал не таким ярким, и запах роз, сохранившийся в памяти, начал вызывать отвращение. Руки у нее бессильно повисли, она мрачно наблюдала за ним и ждала, когда он подыщет нужные слова.
— Как, — пробормотал он, — как бы это тебе объяснить?
Во рту у Кейт пересохло. Значит, он обнимал ее, потому что страдал. Прошлая ночь была ошибкой, и ему, должно быть, тяжело говорить об этом.