И вот наконец дверь скользнула в сторону. За ней стоял мужчина в белом халате с бейджем-пропуском, на котором было написано его имя — Карл Андерсон. Глаза у него бегали, на лбу сверкали крупные бисерины пота. Мой взгляд упал на его правую руку, в которой он сжимал шприц, причем игла была без колпачка.
Мне не слишком-то нравилось соседство со столь небезопасной штуковиной. О чем этот тип вообще думал, таская шприц вот так?
Я уставилась на мужчину, ожидая, что он выйдет из лифта, освободив кабину для меня, но он не двигался с места.
Глаза за толстыми линзами очков вдруг широко раскрылись — как будто бы от страха, — когда он посмотрел на что-то за моей спиной. Удивившись, что могло вызвать столь драматическую реакцию, я обернулась, чтобы увидеть, как в вестибюль входит еще один мужчина. Высокий, с повязкой на левом глазу, крайне неулыбчивый. И с пистолетом. Очень большим пистолетом. Нацеленным на мужчину в лифте.
— Андерсон, так скоро уходишь? И почему я не удивлен? — прорычал мужчина с пушкой. — Кончай эти игры. И давай его сюда.
Я вскрикнула, когда Карл Андерсон схватил меня за шею. Уронив кофе, я вцепилась в его руку ногтями, но это ничего не дало. Я даже орать не могла — он сдавил горло так сильно, что перекрыл доступ кислорода.
— Зачем ты здесь? — рявкнул Андерсон. — Я должен был сам с тобой связаться.
Выражение ледяных глаз стрелка не изменилось.
— Женщину отпусти.
У меня текли слезы. Я задыхалась. Гортань была просто раздавлена.
— Но ведь она — единственное, что стоит между мной и твоими приказами.
— А с чего ты взял, что меня волнует, кого ты там захватишь в заложники? — огрызнулся одноглазый.
Заложники?
Запаниковав, я принялась шарить глазами по вестибюлю. Стычка незамеченной не осталась. Некоторые свидетели, крайне удивленные происходящим, прижимали к ушам сотовые телефоны. Звонят девять-один-один? И где вообще служба безопасности? Что-то не видно охранников с пушками наперевес.
Страх подкатил к горлу, окончательно перекрывая дыхание. Руки, которыми я пыталась оттолкнуть Андерсона, тряслись.
— Давай поговорим, — предложил Андерсон.
— Поздно говорить. На кону гораздо больше, чем жизнь одной гражданской.
— Я думал, мы работаем вместе.
— Так и было. Пока ты не решил продать формулу. И кинуть нас.
— Все остальное я уничтожил. — Голос Андерсона дрожал. — Остался только этот образец.
— А вот это было ошибкой, — совершенно спокойно заметил одноглазый.
— Ошибкой было вообще создавать формулу. Она слишком опасна.
— А разве не в этом был смысл?
— Деклан, ты что, защищаешь оружие, которое может с легкостью прикончить тебя самого? Пусть ты и разгуливаешь в солнечном свете, но ты ничем не лучше остальных кровососов. — В голосе психа, прижимавшего меня к себе, отчетливо зазвучало отвращение. И страх — почти такой же сильный, какой испытывала я.