От платья Хелен остались лишь масть корсажа и высокого воротника да манжета на обгоревшей руке. На ботинках, которые Арчи подарил ей на прошлое Рождество, шнурки сгорели дотла. Волосы тоже сгорели, кожа головы и шеи почернела и потрескалась. Лицо огонь почти не тронул — только брови опалило. Странно, однако на лице не было ни страха, ни боли, а лишь глубокое недоумение и шок, словно перед смертью Хелен увидела нечто, что потрясло ее гораздо больше, чем сгорание заживо в туалетной комнате доходного дома.
Тот, кто уложил ее тело на землю, попытался скрестить руки на груди, но одна рука все еще цеплялась за обгоревший ворот платья, как будто Хелен задыхалась.
Арчи стоял и смотрел. Ему хотелось прикоснуться к ней, однако он ужасно боялся, что она и на ощупь окажется мертвая, и тогда одно-единственное прикосновение развеет призрачную дымку нереальности происходящего. И останется только шагнуть прямо в огненную бурю. Он не мог снова посмотреть на лежавшую рядом маленькую девочку — его собственную маленькую девочку.
Арчи повернулся к огню, чувствуя, как краснеет от жара кожа. Его охватило абсурдное желание что-то сказать пламени пожара.
«Я мог бы быть здесь сегодня ночью, — подумал он. — Мог бы купать дочку, а вместо этого потягивал пиво и играл в карты».
Он провел покрытой сажей рукой по глазам, размазывая по лицу черные слезы. А теперь она лежит голенькая на улице, и ее глаза засыпает пепел.
Обломки здания, упавшие далеко от его остова, догорали, превращаясь в унылые головешки, среди которых Арчи разглядел осколки чьих-то: чайник, обгоревшая пружина, керосиновая лампа, ножик.
Словно принесенный пожаром, аромат лаванды окутал Арчи, напомнив ему запах дома родителей Хелен и гуся, которого они ели на прошлое Рождество. Именно тогда он подарил Хелен ботинки, в которых она умерла. А ее мать подарила набор ложек, вилок и ножей.
С хриплым воплем Арчи ринулся в огонь, перепрыгивая через кучи дымящегося мусора. В толпе закричали, но слов не разобрать. Да где же эти пожарные с их новенькими паровыми машинами? Что с них толку, с этих машин?
Арчи пинком выбил нож из груды тлеющих углей. Искры взлетели вверх, захваченные потоком горячего воздуха, и северный ветер унес их прочь. Ему опалило волосы и высушило слезы на щеках. Обернув обе руки полой пальто, Арчи поднял нож и бросился обратно через улицу. В толпе снова закричали.
Арчи уронил горящий нож и скрючился, рыдая и глядя невидящими глазами сквозь облачко пара от собственного дыхания. Его взгляд снова задержался на искрах. Казалось, они не просто падают, а летают, ныряя и кружась, словно игривые птички, постепенно уносимые завывающим ветром.