— Странный тип этот Уилсон, — сказал Арчи Белинде после ухода Уилсона.
— Кто?
— Да Уилсон же. Тот, кто меня сюда привел.
— Арчи, тебе, похоже, все мозги отбили. — Белинда посмотрела рюмку на просвет, поставила ее на стойку и наполнила. — Его зовут Эдгар. Эдгар Поуп или что-то в этом роде. Этот бродяга курит опий и, говорят, книжки пописывает.
— Не может быть, — ответил Арчи. — Когда он в следующий раз здесь появится, я у него спрошу.
Однако Уилсон — или Поуп, или как там его на самом деле — больше не появлялся, и Арчи был этому рад, хотя и гадал, зачем Уилсону понадобилось его обманывать.
Если Уилсон и придет опять, то, скорее всего для того, чтобы попросить у Арчи письменный отчет для журналов о его переживаниях в пивоварне. У Арчи не было никакого желания подобный отчет писать — даже за все сокровища мира. Он слишком многое вложил в описание горестей других и, кажется, наконец-то потерял вкус к пережевыванию собственного несчастья.
Арчи вдруг осознал, что за все время работы у Белинды не может припомнить ни одного сна, хотя все подробности первого видения накрепко засели в памяти: город каменных пирамид в тени закрытых облаками зеленых вершин; огонь, воняющий поджариваемой плотью и оглушительно ревущий, словно последний вздох отлетающей души; гигантское лицо с клыками, вырезанное из камня в огромном темном зале, и отчаянная надежда, охватившая Арчи при виде этого лица.
Когда Арчи погрузился в воспоминания, оперенный талисман у него на груди потеплел и стал излучать успокаивающее тепло. На маленьком медном медальоне был вырезан какой-то символ — полумесяц внутри солнечного круга; три длинных пера связывал шнурок с бусинками, продетый в дырку, пробитую в медальоне. Арчи повесил талисман на шею на кожаном шнурке и всегда носил с собой нож. Эти вещи доказывали, что все произошло на самом деле, и Арчи не мог без них обойтись.
Он вздрогнул, осознав, что задремал. Ярость и горечь растаяли; осталось лишь изнеможение.
В баре Белинда задувала последние лампы.
— Арчи, ложись спать, — велела она. — Завтра можешь встать попозже.
«И это я тоже потерял, — думал Арчи, спотыкаясь вниз по лестнице к своей охапке соломы в подвале. Джин плескался в бутылке, которую он держал в руке. — Она решает, когда мне ложиться спать, когда вставать, когда есть. Как будто я впал в детство».
Утром он проснулся с гадким привкусом во рту и весь пропахший потом и джином.
— О Господи! — просипел Арчи, садясь в постели. От движения, в глаза точно зазубренные осколки стекла вонзили, и он ничего не мог разглядеть вокруг. Предметы пьяно расплывались, а свет казался слишком ярким.