— Да. Беккер спросил, не может ли он посмотреть, как мы это делаем. У него превосходная репутация в его области деятельности. Он патологоанатом, а также его ценят социологи и антропологи за работы в области, которую он называет «социальная организация смерти». Это и привело его сюда. Он хотел детально изучить применение химиотерапии в лечении наших больных и узнать, как мы боремся со смертью… какие правила и обычаи возникли вокруг нее.
— И вы согласились?
— Разумеется, — кивнул врач. — Здесь постоянно проводится около дюжины исследований — это учебно-научный институт. У Беккера прекрасная репутация, а темы, которые он изучает, обладают потенциальной ценностью. И по правде говоря, его работа привела к некоторым процедурным изменениям.
— Например?
Мэррием снял очки и потер глаза. «Он выглядит усталым, — подумал Лукас. — Не так, как после бессонной ночи, а так, словно он не спал лет пять».
— Существуют вещи, которых не замечаешь, если постоянно имеешь с ними дело. Когда ты знаешь, что кто-то умрет, с помещением и телом необходимо совершить определенные действия. Нужно вымыть палату, приготовить тело к последнему пути. Некоторые больные находятся в здравом уме, когда приходит их час. Как вы думаете, что они чувствуют, когда к ним заглядывает санитарка с ведром и шваброй, чтобы проверить, живы ли они еще? Пациент понимает, что мы, видимо, сказали ей: «Этот человек сегодня умрет».
— Господи, — пробормотал полицейский.
— Вот именно. А Беккер занимался более тонкими вещами. Одна из проблем нашей работы состоит в том, что медицинские работники не выдерживают напряжения. Мы лечим детей с прогрессирующими и редкими видами рака, и почти все из них рано или поздно умирают. А если вы становитесь свидетелем огромного количества детских смертей и видите родителей, которые проходят через все это вместе с ними… В общем, уровень стрессов среди медсестер и обслуживающего персонала, да и врачей, невероятно высок. Иногда они страдают хронической депрессией, которая на долгие годы выводит их из строя, даже когда они перестают работать с маленькими пациентами. Таким образом, когда у нас появился Беккер, мы подумали, что, возможно, у него возникнут идеи насчет того, как бы мы могли себе помочь.
— Звучит вполне разумно, — сказал Лукас. — Но, судя по тому, как вы это мне рассказываете… Беккер сделал что-то не так? Что случилось?
— Не знаю, случилось ли что-нибудь, — ответил Мэррием. Он отвернулся и посмотрел на небо. — Я действительно не знаю. Но после того как он провел у нас неделю или две, ко мне начали приходить мои люди. Он заставлял их нервничать. Складывалось впечатление, что он изучает не сущность смерти — организацию процесса, формальные признаки, не знаю, как правильнее назвать, — а наблюдает за самой смертью и получает от этого удовольствие. Мой персонал стал называть его Доктор Смерть.