– Но мне от этого не легче, Рудя! – и Лидка опять крепко обняла его.
Он почувствовал, что в глубине ее проснулась нежность. Проснулась, как пушистая кошка: выгнулась дугой, села на задние лапы и умыла передней лапкой свою заспанную мордочку.
Белецкий же был как на иголках, опасаясь, что в ординаторскую войдет кто-нибудь посторонний, не ветеринар в юбке, а строгий и злой, как Высший Судия. Тут-то он и расколет их молотком, словно двойной орех.
– Что он тебе сказал, твой экзекутор?
– Что-то про язык. Как он будет гнить, – проворковала Лидка сонным голосом, потому что вся отдалась своей внутренней кошке.
– Я недавно отравился вареным языком в нашем кафе, – припомнил Рудольф Валентинович некстати. – Но выпил тысячелистника. И ничего. Полегчало. Тебе известно такое растение – лох серебристый?
– Ну?
– Вот это ты, – сказал ей хирург. – Тебя просто развели. Разыграли, как последнюю дуру. Как лоха серебристого.
– Думаешь?
– Не думаю, а уверен.
– Выпиши меня отсюда, – она взяла его за пухлое колено. – Мне очень страшно.
– Через день, два… Как положено.
– А если он придет ко мне домой?..
Рудольф, натужно зевнув, выключил телевизор:
– Ты не в себе.
– Зато ты… Ты всегда в себе, – сказала она с обидой.
– Не грузи. Иначе я сейчас засну от скуки.
Она вдруг задумалась. Лицо помрачнело и сделалось менее вульгарным, чем раньше, как если б окна в доме, в котором шел веселый праздник, вдруг погасли, оттого что пьяный монтер вырубил все электричество.
– …Какого пола был мой ребенок?
– Мальчик, – ответил он нехотя.
– А скажи, Рудик, всем женщинам, с которыми ты спишь, ты делаешь потом аборты?
Он открыл холодильник и вытащил оттуда банку с пивом:
– Хочешь?
Лидка отрицательно покачала головой.
– Не всем, а только тем, кто залетит по неосторожности… Считайте циклы, – прикрикнул он грозно. – Сколько раз говорить? Считайте циклы, считайте циклы… – нервно дернул кольцо, и банка прорвалась, вылив желтую жижу на пол ординаторской.
– А знаешь, как называется рачок в нашем озере, – пробормотал он, пытаясь справиться с раздражением, – который издает этот скверный запах?.. Артемия салина, – он отряхнул со своих рук капельки пива. – Это ведь чистая поэзия, не правда ли? Какой-нибудь античный Вергилий. Торквато Тассо… Артемия салина… Рачок с большой концентрацией белка Артемия салина… – промычал он сам себе под нос. – Артемия салина… Прекрасная Артемия салина…
2
Она побросала в сумку все свои вещи: косметичку, недопитую бутылку «коки», тапочки, прорванные на большом пальце, видавший виды кипятильник, распечатанный стаканчик вечно свежего йогурта, зачерствевший пирожок с капустой из местной столовой. Увидела на белой стене случайного паучка. Машинально хотела его раздавить, уже и палец поднесла, но неожиданно одумалась.