Лидка оправила халатик на своей круглой попе и, тяжело вздохнув, вошла в палату. Столик громыхнул, запутавшись в колесах, как последний пьяница, и камчатская икра чуть было не вывалилась на швейцарский сыр.
Экзекутор лежал здесь один, и лицо его теперь было размотано. Подо лбом вместо глаз на мир смотрели прорезанные узкие щелки, нос сделался шире, чем у любого тигра. И кроме этих двух особенностей нельзя было сказать ничего определенного. Видимо, свалившись на асфальт, когда его подкосили дубинкой, Павлючик сильно зашибся и потерял себя. Был ли он похож на Кларка Гейбла или Хемингуэя? Навряд ли. Потому что если избить их обоих, то выйдет не первый и не второй, а всего лишь пациент хирургического отделения больницы города Орлеан.
– Входите, входите, мои дорогие! – тихо пробормотал он, улыбаясь и обнажая куски разбитых зубов. – Чего в коридоре-то стоять?
Все трое стесненно зашли в палату и сгрудились вокруг кровати. Лидка подкатила свои яства к изголовью больного. Белецкий стоял с лицом, подающим надежды, на котором играла зеленая улыбка растения. А дознаватель был похож на Гамлета, встретившегося с тенью собственного отца.
– Как себя чувствуешь? – прошептал приязненно пациент Лидии Павловне. – Мальчики кровавые по ночам не мучат?
Лидка отрицательно мотнула головой.
– Вот ведь удивительная женщина… Она уничтожила за свою короткую жизнь целый детский сад, и ее ничего не мучит. Есть люди, которые муху убьют и переживают. А этой – как с гуся вода… А здесь что… вино? – прохрипел экзекутор, остановив свой взгляд на «Слезе монаха».
– Натуральное. Сухое, – сказал Рудольф.
– От него сухо во рту, – пояснил Неволин. – О месте на кладбище надо бы распорядиться, – пробормотал он сам себе, – а то может быть очередь, и для всех это будет неудобно.
– Не нужно беспокоиться заранее, – беспечно махнул рукой избитый. – Вы же написали в своем завещании: «Прошу меня не хоронить, пока не появятся явные признаки разложения…» Было такое дело?
– Было, – согласился Василий Карлович, поражаясь его осведомленности.
– А все зазря. Потому что администрация лагеря, в котором вы будете сидеть, похоронит вас сразу, не дожидаясь явных признаков и вообще ничего не дожидаясь… Наливайте скорее, чего ждете? – поторопил он вошедших.
Белецкий начал нервно шарить в карманах своего халата, потому что хотел побыстрее выполнить волю покойного, но почувствовал, что опять прокололся и запаздывает.
– А штопор?! – страшно выдохнул он. – Мы забыли штопор!
В зрачках, расширившихся от страха, промелькнул затормозивший на мокром асфальте грузовик.