Когда Томас впервые застукал отца с женой дьякона, он был как громом поражен. Ему и в голову не приходило, что папаша способен на такое распутство. Преподобный Дженнингс был высок ростом и чуть сутуловат. Его темные волосы уже тронула седина, а глаза прятались за очками в серебряной оправе. Но он всегда был безупречно одет и блистал красноречием, которое могло обмануть кого угодно, только не Томаса. К сыну он относился с равнодушным отчуждением и вспоминал о его существовании только тогда, когда поступки отпрыска могли задеть репутацию проповедника.
Однажды случилось так, что Томасу пришлось забежать днем к отцу в церковь, чтобы опередить разгневанного соседа и признаться, что, гоняя на машине, он помял соседский драндулет. В церкви никого не было, но до Томаса донесся приглушенный хохоток. Он направился к каморке с табличкой «ПАСТОР» и обнаружил, что дверь приоткрыта. Надо же было отцу именно в этот момент запустить руку за пазуху дьяконше.
Томас следил за ними из-за двери со злорадной ухмылкой, потом на цыпочках отошел, оставаясь незамеченным, и решил, что этот случай можно будет когда-нибудь использовать к собственной выгоде.
Теперь, глядя, как отец наводит лоск, Томас не стал мысленно упрекать его в сластолюбии. Сам-то он — яблочко от яблони. Его тоже хлебом не корми — дай залезть девчонке в трусы. Томас нахмурился, вспомнив про Кейт.
— Куда направляешься, сын мой? — заметил его преподобный Дженнингс.
— Сейчас Джексон зайдет, поедем кататься.
— Помни, ты не должен опаздывать в церковь.
Томас переминался с ноги на ногу.
— Помню, помню. Я заеду за Кейт, и мы придем вместе.
— Ну что ж, она хорошая девушка. Мы с мамой одобряем твой выбор.
— Рад слышать, — Том ерзал, как на иголках. — Кажется, Джексон уже здесь. Я пошел.
Он выскочил за дверь и увидел Уэйда Джексона, семенящего по дорожке.
— Где тебя черти носят? — обрушился на него Томас.
— Где-где, «травку» для тебя доставал, ты же сам просил.
— Тебя только за смертью посылать.
У Уэйда дернулась щека.
— Будешь ругаться — вообще не стану больше приносить.
— А куда ты денешься? — презрительно бросил Томас. — У самого-то в карманах хоть шаром покати.
Уэйд покраснел, но возразить было нечего.
— Пошли отсюда, пока папаша не засек.
Нырнув в свой старый, разбитый «форд», Уэйд пошарил под приборной доской и выудил несколько набитых «косяков».
— О-о, кайф! — с вожделением протянул Томас, хватаясь за сигарету, как утопающий за соломинку. Через мгновение оба уже глубоко затягивались сладковатым дымом. Сгустившиеся сумерки скрывали их от глаз случайных прохожих и любопытных соседей.