Однажды посол Франции пригласил меня после яхт-клуба к себе в резиденцию. После всевозможных протокольных и чисто дружеских изысков, после нескольких порций холодного, со льдом, виски он приступил к беседе. Выяснилось, что генерал де Голль недавно побывал с визитом в Москве. Генерал остался очень доволен оказанным ему теплым приемом у нас дома, развитием и углублением франко-советских отношений. В этой связи наш друг Миле также хотел бы провести серию встреч в Бирме, правда, не на таком высоком уровне.
Я передал пожелания посла Франции нашему послу Ледовскому, и вскоре несколько совместных мероприятий состоялись. Один вечер советско-французской дружбы был организован в резиденции Ледовского. На нем почти в полном составе присутствовали сотрудники французского и нашего посольств. Вечер прошел удачно, весело, были выступления наших посольских певцов и певиц, а посол Франции показал, как он пел русские песни в нашей тюрьме и за обедом, уже в Париже, в присутствии генерала де Голля.
Ответный вечер, проведенный в резиденции французского посла, прошел скромнее, тише, без русской удали, но с французским шармом.
Так что мы на практике способствовали развитию советско-французского делового и дружеского сотрудничества.
Однажды в Бирму прибыли необычные и очень желанные гости — наши космонавты. Среди них была первая женщина, побывавшая в космосе, — Валентина Терешкова. Для сотрудников посольства это были радостные, приятные и хлопотные дни. Нужно было сделать так, чтобы гостям у нас понравилось.
На приеме в честь космонавтов в советском посольстве собрался весь цвет рангунского общества — правительственные чиновники, члены дипломатического корпуса и, естественно, журналистская братия.
Прием проходил успешно, космонавты были в центре внимания, купались в лучах своей славы, чему способствовал теплый, напоенный ароматом цветов и французской парфюмерии воздух Бирмы. Правда, нас — хозяев приема — немного беспокоило легкое недомогание одной из звезд приема — Валентины Терешковой. Она периодически уходила с зеленой лужайки перед зданием посольства во внутренние покои, и, когда кто-нибудь из главных гостей проявлял любопытство, интересуясь у посла или других космонавтов: «А где же героиня бала Валентина?» — Терешкову вновь выводили к публике. Она вымученно улыбалась, пыталась поддерживать светскую беседу, но было видно, что делает все это она через силу и ей совсем не до веселья.
Уже под конец приема ко мне подошел французский журналист, мы были с ним друзьями — активными соперниками на парусных регатах в яхт-клубе, и, отозвав в сторону от толпы гостей, заговорщически тихим голосом спросил, могу ли я быть с ним очень откровенным, хочу ли я помочь ему сделать большую мировую сенсацию? Я от удивления вытаращил на него глаза, не совсем понимая смысл его слов, но зная, что французы любят юмор, сострил: «Ты хочешь сейчас всенародно объявить о своей помолвке с первой в мире женщиной-космонавтом?» Жак, так звали журналиста, не смутившись ответил, что это не совсем так, но я довольно близок к цели. «Я весь вечер наблюдаю за Терешковой и пришел к твердому убеждению, что наша Валентина беременна и что через месяцев семь мир будет свидетелем рождения первого «космического ребенка», — заявил француз. Я вновь продолжил в шутливом тоне, заявив собеседнику, что хорошо знаю его как отличного журналиста, не совсем хорошего яхтсмена, так как он иногда проигрывает мне парусные гонки, но не догадывался, что он акушер, к тому же еще и предсказатель, тонко чувствующий женское состояние. Жак перебил меня, он был взволнован, напряжен, как охотничья собака, напавшая на четкий след дичи, и явно не хотел вступать со мной в шутливый диалог. Он еще раз повторил свое предложение оказать ему помощь в подготовке сенсационного сообщения, даже попытался соблазнить меня финансовым вознаграждением за содействие.