– Какими будут правила игры?
– Никакими. Вы просто продолжите жить в новом мире и в новом теле с выбранного вами временного отрезка. Как умрете, так игра и закончится. Никто из наших вам подыгрывать или вредить не будет.
– Я смогу взять с собой что-нибудь из этого мира и времени?
– Только свое сознание и свою память. Все, что вы знаете и помните на данный момент – останется с вами.
– Грустно.
– А что, вы хотели бы прихватить с собой гигабайты полезной информации? Ну, тогда это будет не роль личности в истории, которую подсаживают в произвольный момент времени. Это же будете уже не вы, а целый сонм всевозможных личностей, которые работают над модернизацией эпохи, посредством своих изобретений и технологических находок.
– Не поспоришь. У меня есть время, чтобы подготовиться?
– Нет. Вы сейчас говорите свой ответ, после чего мы прощаемся. То есть либо вы все забываете и остаетесь здесь, либо засыпаете и просыпаетесь в новой точке сборки.
– А я буду что-либо знать из того, что знает тело, в котором я окажусь?
– Только мышечная память. То есть учиться заново ходить и писать в горшок вам не придется.
– Хорошо. Я согласен. Мой выбор – Александр Александрович Романов 2 марта 1855 года.
– Отлично. Прощайте. – С этими словами незнакомец встал и не спеша начал уходить в сторону машины, а Александра резко стало смаривать. Спустя уже несколько секунд он практически потерял из вида собеседника, проваливаясь в теплую и уютную теплоту забытья.
Глава 1
Первые шаги
(2 марта 1855 – 19 сентября 1856)
Тишина и покой, окружающие Александра, казалось, длились вечность. Но вдруг легкая струйка холодного воздуха скользнула по плечу, вызывая желание поежиться, потом еще одна, и уже спустя какие-то мгновения довольно мерзкая прохлада полностью покрывала тело, отзываясь в коже гаденьким покалыванием. А откуда-то издали доносились голоса, искаженные настолько, что сливались в нечленораздельное мычание. Потихоньку возвращалось ощущение собственного тела, которое выглядело так, будто бы его совершенно все отлежали, а буквально каждая мышца была под завязку наполнена легкими покалываниями и болью, расходящейся по телу теплыми, живительными волнами. Вместе с тем с каждым мгновением повышалась четкость звуков, которые окружали его, да и вообще – всех ощущений. Теперь он уже различал сдавленный плач нескольких женщин и какие-то иные голоса, ведущие смешанную беседу, лишенную, по сути, всякого смысла. Александр чуть приоткрыл глаза и увидел небольшую толпу людей с очень перепуганными и серьезными лицами в разномастных одеждах, как гражданского, так и религиозного толка. Часть из них ему была смутно знакома. В небольшом отдалении рыдали три женщины, причем две явно фальшивили, больше выделываясь, так как явно присматривали за тем, чтобы их подопечная не упала или как еще себе не навредила, нежели переживая с ней какую-то утрату или муку. Приглядевшись, он опознал в той, что натурально страдает, свою маму... эта мысль так резанула по сознанию, что ему стало не по себе, до жути, до странного тянущего чувства в груди. Он ведь не помнил свою мать совершенно, а тут – точно и ясно осознавал факт того, что вон та смутно знакомая женщина его биологическая мать, которая его любит. Потихоньку он стал осматриваться, одними лишь чуть приоткрытыми глазами. Сквозь окна из толстого и довольно мутного стекла нестройными лучами пробивался слабенький свет с улицы, а потому в помещении был густой полумрак, волнуемый лишь немногочисленными свечами в массивных подсвечниках с энергично пляшущими огоньками. Довольно быстро положение пассивного наблюдателя Александру надоело, потому он полностью открыл глаза и стал осматриваться не таясь. Прошло несколько минут. Все сосредоточено занимались своими делами, не обращая никакого внимания на внимательно их рассматривающее тело подростка с очень цепким взглядом. Постель была очень мягкой, теплой и уютной. А потому Саша решил не отвлекать этих людей от безусловно, важного и нужного дела, и, повернувшись на бок, пригрелся и задремал. Через какое-то время он услышал легкий, испуганный вскрик, после которого в комнате наступила блаженная тишина. Шевелиться не хотелось, но где-то на краю сознания проскакивала мысль, что все присутствующие внимательно наблюдают за ним. Поэтому, чуть поборовшись со слабостью и дремотой, снова повернулся на спину, потянулся, сладко зевнув, и сказал: «Доброе утро», потирая кулачками глаза.