– А ты и вправду пес, – прошипел Аслан, подходя к раненому и отбрасывая ногой пистолет в сторону. – Габит, запри дверь, чтобы нам никто не мешал…
Он толкнул Кадыра, который продолжал громко стонать, к дивану. Тот не сопротивлялся, понимая, что Аслан перешел запретную черту и теперь назад у него хода нет. Он поставил и себя, и своего брата вне тех законов, которые установились среди северокавказских эмигрантов.
– Когда придут твои люди, – голос у Яндаева был нервным; видимо, он тоже понимал, что теперь его живым не выпустят, – ты скажешь им, чтобы они пропустили нас… А потом отведешь нас к Салману. Я не верю, что ты осмелился его убить.
– Идиот! – прохрипел Асланов. – Ты даже не представляешь, какой ты идиот! Твой Салман в клинике, а мои люди пытаются его вытащить оттуда!
– Я не верю тебе! – Несмотря на свое хладнокровие, Аслан начинал срываться на истеричный крик. – Ты врешь, чтобы спасти свою вонючую шкуру, падаль!
В дверь кабинета кто-то постучал. Оба брата оглянулись на нее, на несколько мгновений выпуская Кадыра из поля своего зрения.
– Кадыр, ты в порядке? – раздался с той стороны тревожный голос начальника личной охраны Асланова. – Зачем двери запер?
– Ломайте их! Двери ломайте! – в отчаянии закричал Асланов, толкая Яндиева ногой под колено. Не ожидавший нападения, тот рухнул на пол и откатился в сторону. Кадыр мгновенно вскочил с дивана и бросился к столу, возле которого валялся «кольт». Но едва он успел накрыть здоровой рукой пистолет, в спину ему врезалась струя раскаленного металла. От жгучей боли в глазах Кадыра потемнело. На мгновение на фоне этой черноты он увидел чье-то женское лицо, но рассмотреть, кто это был, уже не успел. Он не слышал звука выстрела, поэтому не сразу понял, что с ним случилось. Стоявший у двери Габит заметил какое-то движение. Он среагировал на него больше инстинктивно, чем осознанно. Длинная очередь из «узи» прошила Кадыра от поясницы до левого плеча. Асланов дернулся, выгибая простреленную спину, но уже через секунду его тело обмякло, рука судорожно вцепилась в пистолетную рукоятку, но выстрела не последовало. Он умер, толком не сообразив, что произошло.
– Ишак, что ты наделал! – услышал Габит голос брата. – Как мы теперь отсюда будем уходить? Ты подумал своей бараньей головой?!
Словно в подтверждение его слов, раздался громкий хлопок. Дверь, в дыму и проблесках огня, рухнула на пол, снесенная направленным взрывом. Выстрелы из десятка пистолетов загрохотали до того, как дым и пыль успели осесть. Что-то твердое и горячее больно толкнуло Габита в грудь, отбрасывая его назад. Глаза заволокло пеленой, сквозь которую он, как в тумане, увидел отстреливающегося Аслана, увидел, как брат пытается отползти к массивному столу и как несколько пуль пробивают ему голову, от которой в разные стороны разлетаются кровавые брызги. Это было последнее, что он увидел в своей жизни.