– Не вздумайте сопротивляться, олухи, – тихо проговорил Салман по-чеченски. – Это вам не Россия. Здесь за такие вещи вас сгноят в какой-нибудь тюрьме…
– Месье Гудаев, – подойдя к решетке, проговорил переводчик, – вы и ваши люди пытались оказывать сопротивление при задержании. Кроме того, было совершено нападение на офицера полиции. Это еще одна причина, по которой мы вынуждены задержать вас всех.
– Надеюсь, что все скоро выяснится и вы нас всех отпустите, – стараясь быть подчеркнуто вежливым, ответил тот. – У вас ведь чтут демократические законы?
Переводчик неопределенно пожал плечами.
– Это решаю не я, а суд, – пробормотал он, отходя в сторону.
Гудаев посмотрел ему в спину и повернулся к тому, кто хотел его так неуклюже защитить.
– Кто тебя просил вмешиваться?! – сквозь зубы прошипел он, делая злое лицо. – Если бы не твоя дурь, меня бы через два дня отпустили. А теперь неизвестно, когда мы опять окажемся на свободе. Кретин! Ты хоть понимаешь, какое дело срывается?
Провинившийся, опустив голову, молчал.
– Прости его, отец, – попросил второй помощник. – Он думал…
– Не тем местом он думал! – раздраженно перебил Гудаев. – Потому что головой он думать не мог. Там для этого нет одной маленькой детальки – мозг называется!
Салман буквально клокотал от ярости. Его, такого влиятельного и уважаемого человека, везли в тюрьму как простого уголовника. И хотя европейские тюрьмы не были похожи на российские, оптимизма ему это не прибавляло. Во всяком случае, во Францию он прилетел не для того, чтобы совершить экскурсию в одну из парижских тюряг, а для того, чтобы начать осуществлять свою мечту – создание на Северном Кавказе халифата. Эту идею он начал вынашивать, еще когда состоял в правительстве самопровозглашенной Республики Ичкерия. Он тщательно готовился к этому; он, и только он, провел титаническую организационную работу, нашел единомышленников и тех, кто согласился профинансировать этот проект. В августе 1998 года это почти удалось, но уже через два года стало понятно, что довести задуманное до конца не удастся. Федеральные войска теснили боевые группы в горы, местное население уже не было настроено столь патриотично, как в самом начале боевых действий. Да и военные сменили тактику. Теперь они не шли напролом очертя голову, а действовали мобильными группами, активно собирали данные агентурной разведки и вели мощную пропаганду, всюду называя бойцов за независимость бандитами и террористами. Оставаться в Чечне становилось все опасней. И не потому, что его могли в любой момент арестовать. Как раз этого он боялся меньше всего. Его могли банально убить! Причем сделать это могли его же телохранители.