Не было ни труб, ни барабанов. Не было сил на боевые кличи. И в молчании пошли на врага, вопреки самой смерти сплотившись, воины царя венетам. Загрохотали, набирая по пути скорость, катящиеся под уклон валуны - они неслись вниз, прямо на ошеломленных черных всадников.
Практически одновременно качнулись копья обеих сторон - и поразили противоположный ряд. Так сильны были выпады катафрактариев, что иные наконечники пробили деревянные щиты и сломались в человеческой плоти. Воины же Светозара стремились переколоть вражеских лошадей, чтобы добивать катафрактариев на земле. Строй пехоты сразу же сломался, но и сброшенные валуны заставили всадников расступиться, давая возможность воинам царя венетам нападать на противников сбоку, где длинные копья были бесполезны. Самые ловкие вскакивали за спиною вампиров в седла и валили их с коня или кололи засапожниками. А затем вдруг часть пехотинцев отпрянула вспять, и в ряды ошеломленных катафрактариев врубилась горстка наездников, предводительствуемая светловолосым героем.
Светозар не стал вести свою малочисленную конницу на прорыв. Расчистив вокруг себя пространство ударами меча, он придержал коня, снял лук, прицепленный к седлу, и принялся поражать стрелами врагов. Стрелы очень редко убивали вампиров, но зато заставляли потерять равновесие, открывая для удара. Когда стрелы закончились, царь венетам увидел, что враги, не ожидавшие такого отпора, пытаются начать организованное отступление, отбиваясь от разошедшихся воинов Светозара. Тогда он скликал своих конников, собрал их вокруг себя - и еще раз ударил на сломленных катафрактариев. Все было кончено.
Но на самого Светозара было страшно смотреть. Он посмотрел вслед отступавшим врагам, спрыгнул с коня и пошел, шатаясь, как пьяный, через ряды своих воинов по направлению к повозкам. Царь не был ранен, однако нездоровая бледность покрывала его лицо. К нему бросилась Волеслава и прижалась к иссеченному доспеху:
- Ты искал смерти? Зачем?!
Он отстранил ее. Волеслава заплакала, а Светозар в молчании последовал дальше. Меч, который он держал в руке, не убирая в ножны, выскользнул из разжавшейся ладони и со звоном упал на камни, но полководец не наклонился, чтобы поднять его. Потому, что в его душе, истерзанной битвами и переходами, своим и чужим горем, рождался могучий протест против происходящего, и недаром древние короли-священники оставляли оружие лишь в одном случае - когда шли говорить с Богами один на один.
Ибо лишь один только Вождь смеет отвечать за весь Народ, когда Боги гневаются!