Он поднялся к ней по лестнице, протягивая свой поникший букет.
Она не взяла его, скрестила руки на груди и молча смотрела на него огромными карими глазами.
Он заметил, что она работала над икебаной — сухие цветы, причудливо изогнутые стебли и ветки. Под мышкой она зажала баллончик с клеем. Композиция была потрясающая.
— Это очень здорово, — сказал он невпопад.
Она пожала плечами:
— Это мое занятие, моя работа.
Даже эта короткая реплика прозвучала сухо.
— Как ты сюда попал? — спросила она.
— Перепрыгнул через забор.
В ее глазах сверкнули веселые огоньки, но тут же погасли.
— Тогда ты можешь уйти так же.
Он проигнорировал эти слова.
— Это Марк построил террасу?
Она оглянулась, ее взгляд смягчился.
— Да…
Она все еще любила его.
И хотя его никто не приглашал, он сел, положив свой скромный букет на стол.
— Он здорово поработал.
— Ты знаешь, как он любил что-нибудь мастерить.
— Да, я знаю… — В памяти возник шалаш на дереве, который они вместе строили, когда им было лет тринадцать. Марк всегда что-то придумывал. Результатом стал этот древесный дом — объект зависти всех местных мальчишек и девчонок. Окна со ставнями, веревочная лестница, терраса перед входной дверью. — А дом на дереве все…
— Все там же — во дворе мамы и папы. Его обожают их внуки. Дом на дереве. Эту террасу. Все, что он когда-либо построил. Так и не стал архитектором. Заболел, не закончив образование.
— Мне очень жаль…
Ему было действительно очень жаль. Но слово «внуки» привлекло его внимание. Он осмотрелся — нет ли игрушек, других признаков, свидетельствующих о том, что среди обитателей дома есть дети. Нет, он, наверное, узнал бы об этом.
— Дети, любящие этот домик, не твои, не так ли?
Она покачала головой, отвернулась:
— Сестры, Марджи.
Он помнил Марджи очень смутно. Она была гораздо старше их. Или так казалось тогда. Сейчас четыре или пять лет не кажутся такой уж большой разницей.
— Марк заболел вскоре после того, как мы поженились.
— Я не знал…
— Разве это что-то меняет?
Она была еще в теплой пижаме с резвящимися пухлыми ангелочками. «Даже и не пытается быть соблазнительной», — подумал Адам и тут же решил, что она чертовски привлекательна.
— Кажется, я чую запах кофе?
Она удивленно посмотрела на него.
— Я обменяю его на этот маленький букетик, — он кивнул на цветы, которые принес, надеясь рассмешить ее.
— Ты предлагаешь мне обмен? Они почти завяли, — сказала она презрительно.
— Вкусно пахнет. Я помню печенье, которое ты готовила раза три или четыре. Я скармливал его старому Брюстеру.
— Не удивительно, что эта собака была ужасно толстая. Наверняка ее кормил печеньем не только ты?..