Она взглянула на Адама. Казалось, это не произвело на него никакого впечатления. Он смотрел вслед велосипедисту.
— Старичье, — пробормотал он оскорбленным тоном. — Эта малявка обозвала меня старичьем?
Она кивнула, давясь от смеха и изо всех сил пытаясь это скрыть.
— Что здесь смешного?
— Выражение на твоем лице. Этот мальчик…
— Что мальчик?
— Он так похож на тебя — того. Сорвиголова. — Она уже не могла подавить смех. Она не смеялась так уже много лет.
Адам смотрел, как она хохотала, и улыбался.
— Я никогда не кричал людям, чтобы они убирались с дороги!
— Ты был гораздо хуже!
— Нет, не был.
— Нет, был.
Неожиданно он опять оказался совсем рядом, взял ее за локоть, заглянул в глаза.
— Тебе ведь нравилось это, Тори? — настойчиво спросил он.
Она перестала смеяться, напуганная другим чувством, которое всегда возникало у нее, когда рядом был Адам. Чувство, как будто стоишь на краю пропасти, нечто среднее между страхом и приятным волнением.
— Н-нравилось что? — запинаясь, спросила она.
— Мой бунт. Я был плохим мальчиком.
— Меня тогда это до смерти пугало, — прошептала она, подумав: «И сейчас тоже».
— Адам, почему ты делаешь все это? — спросила Тори, затягивая шнурки на коньках. — Мне никогда это не нравилось, да и тебе тоже, кажется.
— Ну да. Единственный мальчик в Калгари, который не играл в хоккей. А может, даже во всей Канаде.
— Тогда ответь мне. Почему? — Она встала на ноги и кинула на него взгляд, не предвещавший ничего хорошего. Ему никогда не было ни малейшего дела до остального мира, и сейчас его это не заботило. Это было видно по тому, какую уверенность он излучал, по тому, как светились его дьявольские темные глаза. Эта прогулка не имела никакого отношения к тому, играл ли он в хоккей в детстве.
Он тоже встал на ноги, которые не слушались и разъезжались. Тут же схватился за спинку скамейки, на которой они надевали коньки, при этом стараясь выглядеть так, как будто он только тем и занимается, что целыми днями ездит на роликах.
Притвориться у него не получилось, и это было забавно.
— Не вставай, — предупредил он ее. — Давай просто посидим на скамейке и будем делать вид, что мы отдыхаем.
Черт его возьми! Она почувствовала, что опять не может сдержать улыбку.
— Он поймет, — сказала она, кивнув на парнишку, который выдавал им коньки. Он же на велосипеде чуть не сбил их недавно.
— Эй, старичье, давайте! Что же вы? Я хочу посмотреть.
— Я тебе не старичье, — сказал Адам низким холодным голосом, так что у Тори побежали мурашки по спине.
— Да, сэр, — ответил мальчик, нисколько не смущенный.