Вдруг друг побледнел и, казалось, не верил глазам.
Мимо «Ласточки» несся, почти лежа на боку и чертя подветренным бортом воду, красавец «Ястребок», имея на своей высокой мачте всю парусину незарифленной и на бугшприте все кливера.
У наветренного борта стоял Быстренин, красивый, но слегка побледневший, улыбающийся, казалось, торжествующий, и, снимая фуражку, крикнул Муратову:
— Щенок мой!
— Твой! Ты — волшебник! — ответил Муратов.
Забирая ходу, тендер летел к выходу с рейда.
Шкуна летела за ним, нагоняя его.
Тогда на «Ястребке» подняли «топсель». Тендер совсем лег на бок.
На флагманском корабле взвились позывные «Ястребка» и сигнал: «Адмирал изъявляет свое удовольствие».
«Правильно. Молодчина Быстренин!» — подумал Муратов, любуясь бешеной отвагой друга и все еще недоумевая, как он мог так скоро поднять баркас и раньше сняться с якоря.
VII
Мичман с «Ястребка» проболтался о потоплении баркаса, и «штука» Быстренина стала известной в Севастополе.
Многие моряки восхищались выдумкой Быстренина.
Старый адмирал, начальник пятой дивизии, потребовал Быстренина на флагманский корабль.
Лейтенант вошел в адмиральскую каюту далеко не в приятном настроении.
Адмирал подал руку Быстренину и сказал:
— Находчивы, молодой человек, и лихо управляетесь «Ястребком», — хвалю-с.
Но старое, сморщенное лицо адмирала было серьезно и сделалось строгим, когда старик продолжал:
— И все-таки объявляю вам строгий выговор-с. Понимаете, за что-с?
— Понимаю, ваше превосходительство! — ответил Быстренин и самолюбиво вспыхнул.
— Впредь не фокусничайте. Нехорошо-с. Что бы вы сделали, если бы баркас был вам нужен в те дни, когда были в море? Я отдал бы вас под суд-с. И не пощадил бы… Служба — не фокусы…
И после паузы прибавил:
— Слышал-с, держали пари?..
— Точно так!
— Так ведь вы и проиграли… Не так ли-с?
— Разумеется… И щенок — не мой.
— Я был уверен, что вы так поступите! — мягче промолвил старик и, подавая руку Быстренину, сказал, что он может идти.
Через неделю «Ласточка» возвратилась в Севастополь из крейсерства у кавказских берегов.
Быстренин тотчас же поехал к Муратову и после первых приветствий сказал:
— Пари ты выиграл, Алексей Алексеевич! Щенок твой…
— Почему?
Быстренин рассказал, почему он раньше снялся с якоря, и прибавил:
— Не сердись, Алеша, увлекся…
Хоть Муратов и не сердился, и друзья продолжали болтать, но оба почему-то почувствовали, что между ними вдруг пробежала кошка.