на грузовом английском пароходе. Вчера ночью он сгорел. Все спаслись и успели взять свои вещи. Другая шлюпка с капитаном и штурманом ночью разлучилась…»
Затем Курганин пошел за инженер-механиком и Каврайским в кают-компанию. Всем бросилось в глаза это равнодушие Курганина, и его посещение Вальпараисо, и какая-то сдержанность.
Особенно он удивил капитана. Подозвав доктора, он ввел его в свою каюту и тихо и несколько значительно спросил его:
— Кто такой этот господин?
— Я назвал: Курганин.
— Это я слышал, доктор. Но я бы спросил вас, какое его общественное положение, так сказать?
— Не знаю. Не спрашивал, барон… Курганин не из разговорчивых… Но по нескольким его словам видно, что он из интеллигентных людей.
— Зачем же он попал в Вальпараисо? — спрашивал капитан, и его лицо выражало недоумение.
— Верно, путешествует, барон! — нетерпеливо проговорил доктор.
— На грузовом пароходе?
— А что ж… Если нет больших средств.
— Без средств не путешествуют так далеко. Вы заблуждаетесь, любезный доктор… Я плавал много, а в отдаленных странах таких туристов я не видал. Не понимаю. Решительно не понимаю, доктор!
И, видимо старающийся понять и обеспокоенный, что не может понять, барон раздумчиво покачал головой и продолжал:
— Очень странно! «Есть много, друг Горацио…»>* А вы, доктор, пожалуйста, не беспокойте пассажира расспросами… И намекните, чтобы в кают-компании были деликатны… Все-таки не наше дело, почему этот господин в Вальпараисо… Не наше… И вы, доктор, уж пожалуйста, как тоже больше статский человек, позаботьтесь о пассажире, и вообще, чтобы ему было, знаете ли, спокойно и хорошо… Мне кажется, что он болен… Такое у него лицо… Англичане счастливы, что спасены, а он… Может быть, пожар так подействовал на него…
И, несколько конфузясь, прибавил:
— И вот что еще, доктор… Знаете, так деликатно нужно… Если пассажир, вы понимаете… без средств в путешествии, то как-нибудь… предложите ему взять в долг… Я охотно могу передать вам некоторую сумму… У меня есть лишние сто долларов… Так я, доктор…
Все еще ошалелые глаза барона светились выражением доброты и в то же время стыдливости, когда он прибавил:
— И, прошу вас, доктор, чтобы ни одна душа не знала!..
«Славный ты немца», — подумал доктор и сказал:
— Будьте спокойны, барон. Но я думаю, что Курганин не возьмет… Что-то у него в лице есть… И — вы правы — нервы у него, должно быть, не в порядке.
В эту минуту вбежал рассыльный.
— Старший офицер велел доложить: прикажете сниматься с «дрейфы»?
— Разумеется… Сниматься…
И, когда рассыльный вышел, барон, любивший сообщать доктору все свои случайные недоумения, сказал: