— Убийство? — спросил аристократ.
— Адюльтер?
— Плохая наследственность, — мрачно отозвалась Джули.
Трибуны были забиты. Тысячи зрителей размахивали флажками, наводили бинокли, покупали хот-доги, листали программки. У противоположного края поля возвышалась гигантская статуя Иоанна Богослова: ноги расставлены, одна рука сжимает стило, а другая удерживает десятиметровый монитор. Еще выше замерли щиты с мощными прожекторами, готовые освещать очередное ночное представление. На экране появилась надпись: «Воскресный вечер в “Цирке радости”». Постепенно буквы слились в вездесущую эмблему — ангел с мечом.
Открылись тяжелые деревянные ворота, расположенные между ногами святого Иоанна, и на арену вышли музыканты в белых униформах. В лучах заходящего солнца они исполнили «Михаил, плыви к берегу» в размере четыре четверти. Ревела туба, блеяли тромбоны, громыхали барабаны. За ними покатили моторизованные платформы. Сквозь туманную пелену, застилавшую сознание, Джули разглядела на них надувные фигуры, представлявшие сюжеты Тысячелетия Царства Божьего: ягнят, играющих со львами, ангелов с лирами и мандолинами, детей разных рас, резвящихся на зеленых холмах, мужчину и женщину средних лет, собирающих урожай свеклы и репы с беспестицидной грядки.
— Шейла! — знакомый голос, только какой-то надтреснутый и изможденный. — Шейла, ты?
Джули обернулась. Глаза в красных прожилках, лицо, мокрое от слез, — на нее смотрела Мелани Марксон.
— Мелани! — Господи милостивый, и она здесь!
— О Шейла! Что они с тобой сделали! Волосы! Они отняли твои волосы!
«Волосы, — повторила про себя Джули. — Волосы, руку, яичники».
— А ты как сюда…
— Моя последняя книга, — отвечала Мелани. — Они сказали, в ней много ошибок.
— Это правда?
— Не знаю. Ты так и не добралась до Америки?
— Добралась. У Фебы ребенок.
— Правда? Ребенок… А кто отец?
— Мой отец.
— Я помню эту его потрясающую книгу о фотографиях. А я думала, твой отец умер.
— Он умер, а его сперма — нет.
— Что-то там повседневности.
— Герменевтика.
— Да-да. Ребенок, вот здорово! Шейла, ты не могла бы?..
— Прости, Мелани. Не могу. Ты же знаешь.
— Мне страшно, Шейла.
Музыканты дважды обошли арену и скрылись между ногами статуи. И тут решетка со страшным скрежетом поднялась. В бункер важно вошел высокий плотный мужчина. В красном вечернем пиджаке, с почетной лентой через плечо и в белом колпаке. Ткнув кнутовищем в десяток узников, в том числе и Мелани, он поднес к губам серебряный свисток. Раздался пронзительный металлический визг.
— Встать! — скомандовал он. — Пошевеливайтесь! «Действие первое. Мой меч тебя утешит», — гласила надпись на экране.