На арене среди плах расхаживал палач со светлыми, как у ангела, волосами, в белом костюме акробата и в красных полотняных рукавицах. Он осторожно водрузил на плечо свою электропилу, словно неразумного, но обожаемого питомца. Джули зажмурилась. Решетка, громыхнув, опустилась. Страх стал буквально физически ощутим. Он свернулся вокруг позвоночника, словно змея, обвившая ствол дерева. «Мама! Я не хочу умирать! Совсем не хочу».
На экране Мелани Марксон опустилась на колени, будто для молитвы. Ее ярко-желтые волосы скатертью накрыли плаху.
— Нет! — вскрикнула Джули, когда палач запустил свою пилу. — Ради всего святого! Нет!
Заработал мотор.
— Прекратите!
Палач уверенным движением опустил пилу на обнаженную шею Мелани. Брызнула кровь, хрустнула кость, трибуны разразились овациями.
— Нет! Нет!
Камера оператора мастерски отслеживала происходящее. Вот голова Мелани отвалилась, дважды перевернулась и замерла у белого песчаного холмика, словно вишня на взбитых сливках.
— Нет! Нет!!!
В течение следующих сорока минут одна за другой катились головы. По щекам Джули бежали крупные горячие слезы, но рыдания заглушал рев электропилы. И уже не только себя жалела она — она скорбела по Мелани, по Джорджине, по Маркусу Бассу, по зарубленным и изувеченным туристам на Променаде, она оплакивала всех несчастных, кому довелось погибнуть во имя того, во что кто-то там верил.
Тем временем первое действие подошло к концу. Костлявый молодой человек в костюме арлекина — черная маска и расшитое ромбами трико — прошелся по арене, собирая головы в тележку. Джули колотила по скамейке своим обрубком. Рыла пяткой сырую землю, не находя другого выхода гневу.
Антракт.
С обстоятельностью фермера, собравшего урожай капусты, арлекин унес отпиленные головы. На арене засуетились рабочие, устанавливая на песке деревянные стремянки.
На экране появилась новая надпись: «Действие второе. Его огонь горит вечно».
Человек в белом колпаке снова вошел в бункер и дунул в свисток. Оставшиеся узники послушно поднялись со своих скамеечек, как школьники во время учебной воздушной тревоги, и побрели на арену.
— Ты остаешься, — остановил он Джули.
Презрительно дрогнули ноздри, скривились в отвращении губы.
«Ну конечно, — подумала она, — Шейла из “Луны” — гвоздь программы. Для нее, пожалуй, целое действие отведут».
В нескольких умело скомпонованных кадрах оператор показал, как пятеро арлекинов цепями приковали еретиков к стремянкам и по колено обложили их щепой.
Крупный план: солома, хворост, дрова, бутылки из-под джина, мерные ложечки для кокаина, шприцы наркоманов, листовки феминисток, романы Курта Воннегута, старые номера «Гроин», «Вет» и «Мисс», видеокассеты со «Шведскими сестричками» и «Бонни Бофф и Венский хор мальчиков», порнографические снимки, вроде тех, что приносили папе на работу чокнутые клиенты, — горы греха, завалы порока, нагромождения недостатков, плотины, навороченные развратными левацкими наркоманскими влагалищами.