У любого другого, стоящего на месте Терминатора, не возникло бы тени сомнений в искренности слов маленького китайца. В них ощущалась наивность и даже некоторое чувство вины. Но Терминатор хорошо изучил личное дело Ли и прекрасно знал, что на первый взгляд радушный китаец является первоклассным бойцом, не знающим, что такое боль и жалость. Он владеет несколькими видами единоборств и может голыми руками расправиться с пятью хорошо обученными солдатами, что в принципе и демонстрировал не раз на предыдущих операциях.
Терминатор усмехнулся. Он понимал китайца, хотя у них и разный менталитет. Среди арабов, например, принято хвастать своими подвигами, это у них в крови. Они хвалятся как перед друзьями, так и перед врагами. Терминатор несколько лет прожил среди арабов, поэтому хорошо знал их привычки и обычаи. Китайцы другие. Они всегда прикидывались наивными и слабыми, пока не доходило до настоящего дела. В большинстве своем они всегда наносят свой сокрушающий удар, когда его меньше всего ожидаешь. Причем удар смертельный…
– Имя, боец! – Терминатор остановился возле второго бойца.
Несколько вопросов, несколько ответов, по-военному четких и понятных. Терминатор специально разговаривал с ними по-русски, чтобы бойцы сразу привыкали к такому общению. Он и их заставляет разговаривать друг с другом по-русски. Там, куда им предстоит отправиться, – а именно в столице Киргизии городе Бишкеке, – местное население разговаривает в основном на русском, и этот язык необходимо знать отлично.
Второй наемник – боец по кличке Беркут. Он русский, но вторую половину своей жизни прожил за границей и поэтому успел выучить несколько языков. По своей подготовке он нисколько не уступал Терминатору, а где-то даже и превосходил его…
У убийц и маньяков всех мастей сильно развит инстинкт самосохранения. Для них нет ничего важнее собственной жизни. Они панически боятся собственной смерти. С Беркутом все было иначе. Он никогда не боялся собственной смерти, не трясся за свою шкуру. Когда он впервые совершил убийство, то понял, что теперь он и все остальное общество стали по разные стороны и между ними образовалась непреодолимая пропасть. Он перешел черту, уже не повернет обратно. Но также Беркут понял, что после этого он освободился от множества оков и получил жутковатую свободу, которой никто не мог воспользоваться сполна. Но он мог. Мог быть хитрым, гибким или, к примеру, дипломатичным. Все это была игра, а играть он любил: без труда менял внешность, примерял на себя разные характеры… Но кем бы он ни оказывался, себя Беркут считал повелителем страха. Это была настоящая машина для убийств. У него не случалось проколов – все всегда шло так, как он и рассчитывал.