Быстрее всех отреагировал Березин. Едва прикрыв срам, он понесся к телеге, голося, как жеребец: «Иго-го! Иго-го!» Пока Костя с Бараско одевались, обувались, пока нашли брод, Березин с женщиной-возницей куда-то пропал.
Костя с Бараско уже поели, и откушали добавку, развалились тут же в тени и подремали под легким ветерком и только тогда Березин явился, как ясное солнышко. Сожрал то, что осталось. А осталось полкотла щей, здоровенная нога какого-то зверя, тушеная на углях, и заморские фрукты, похожие на манго.
— Ну вы и гады, — сказал Березин, с тревогой поглядывая по сторонам, — не могли побольше жратвы оставить.
— Отощал?
— Не то слово, — пожаловался Березин. — Такое ощущение, словно пробежал двести километров.
— Капитана… — вдруг раздалось из кустов. — Капитана… Моя хочет еще.
— Пожрали, и все! — подскочил Березин. — Пойдем отсюда! Что-то жарковато становится.
Бараско засмеялся.
— Чего ты ржешь?! — поморщившись, возмутился Березин. — Я, можно сказать, истерся до основания.
— Да, женщины здесь горячие. Прости, забыл предупредить. Не каждому по плечу.
— Мне-то по плечу! — гордо ответил Березин. — Но есть дела поважнее.
— Это точно, — согласился Бараско.
Костя же деликатно промолчал, потому что у него не было твердого мнения на этот счет, как, впрочем, и жизненного опыта.
* * *
Если бы Александр Ген был помоложе и бегали бы побыстрее, не пережил бы он этого дня. Схоронили бы его в развалинах, если бы осталось, что хоронить, и отправились бы дальше. Но Гену повезло, а научная общественность так и осталась в неведении, что едва не лишилась нобелевского лауреата.
Граната «муха» оказалась куда проворней. Прочертив вдоль площади огненную дугу, она угодила в то, что издали представлялось копошащейся массой. Взрыв разметал «гемусов», как листья, и они, мертвые или оглушенные, долго еще падали на брусчатку, устилая ее синим, словно металлическим, покрывалом. Те же, которые остались живы, в панике разлетелись по окрестностям. Однако нашлось пара особей, отличающихся особой злостью, которая набросилась на Гена, если бы не его «булат» и шлем, остался бы он без носа и ушей. Они его долго преследовали, пока не загнали в развалины двухэтажного дома, от которого остались несколько уцелевших комнат, стены да часть крыши, вздыбившаяся, как паруса на сломанной мачте.
Калита подкрался с другой стороны и одной очередью убил обоих «гемусов».
— Убил-л-л бабочек, — саркастически констатировал Ген и раз десять потыкал пальцем в небо. — Я тебе этого никогда не прощу!
— Слушай сюда, — сказал Калита, — я не посмотрю, что ты мой друг, привяжу к Венгловскому веревкой, и будешь ходить, как пес на привязи.