Возница и капитан вели лошадей под уздцы. Бараско и Костя подпирали телегу плечами и подкладывали под колеса камни. Впереди и сзади слышалось:
— Налегай!
Начался дождь — мелкий, нудный. Дорога вмиг стала скользкой и опасной. Телега едва двигалась. Вдруг раздалось:
— Ослабони!
За мгновение до этого «анцитаур» в кармане так нагрелся, что Костя вынужден был бросить телегу. И она подалась вниз. Это их и спасло.
Что-то тенью промелькнуло из-за поворота, черкануло перед лошадиными мордами, высекая искры, и пропало за краем обрыва. Раздался слабый крик и предсмертное ржание. Потом внизу среди острых вершин стали лопаться контейнеры. Даже с высоты было видно, как по скалам расползаются «ведьмины студни», отливая голубоватым светом, и еще какие-то твари. Были они розового цвета и походили на медуз. «Капканы» рассыпались, как горох. Хороши, хоть это не «рок судьбы», тихо радовался Бараско, иначе побило бы всех молниями.
Костя так вымотался, что ему было все равно, сорвется он в пропасть или нет. Ему уже казалось, что он всю жизнь карабкается по этому бесконечному обрыву. Ноги дрожали, а руки казались деревянными. Голод сменился беспрестанно сосущей тупой болью. И когда ему уже казалось, что силы окончательно оставили его и он вот-вот упадет, капитан сказал:
— Прибыли… Тпру-ру-уу…
Костя упал прямо под колеса неподвижной телеги и притворился мертвым. Пусть тащат таким, подумал он, больше ни шага не сделаю.
Подошел Давыдов:
— Сейчас передохнете, и еще километра три до тех окраин.
Он не признал в вознице капитана Березина, который его изображал, нарядившись в его же одежды. Сам возница давно перекочевал на острые скалы во время суматохи.
— Хорошо, — ответил Бараско, хотя его левая рука застыла на цевье автомата, лежащего в телеге.
Ему не терпелось разрядить его в вождя-предателя. Как он ловко спелся с америкосами, думал Бараско.
Давыдов, сияя, как медный тазик, ушел, сказав напоследок:
— Я буду сам руководить разгрузкой.
— Что ты делаешь? Что ты делаешь? — зашипел Бараско.
— Лошадей жалко, — ответил капитан Березин, разрезая подбрюшники и снимая хомуты.
— Брось!.. Брось!..
Березин уперся, и они стали пререкаться. Мимо проезжали телеги. Туземцы в них были измучены и ни на что не обращали внимания. В довершении ко всему синхронно запели «кудзу»: здесь, там и в отдалении, ни разу не сбившись в какую-то механистичной и синхронной мелодии. Все остальные звуки пропали, смолкли перед величием чарующей музыки хорала улиток.
Костя пополз в сторону. Ему страшно хотелось спать и одновременно он был возбужден от мысли, что участвует в жуткой затее. Это же глупо, думал он, взять и просто так разбросать ловушки. Я не хочу, чтобы кому-то оторвало ногу или кто-то заживо сварился в «аттракте». Но ведь именно это я и делаю вместе с Бараско и капитаном. Я хочу домой, хочу, как все нормальные люди, ходить к девяти на работу, просиживать штаны в теплом, сухом помещении, где тебя никто не преследует, где безопасно, уютно. А еще наше метро! Как приятно трястись в нем. Я раньше не обращал внимания. Всю жизнь буду ездить в метро! А еще мне не нравится, когда в меня стреляют, а когда меня хотят съесть мерзкие непонятные сущности, пришельцы с других планет, меня охватывает ужас. Когда же все это кончится?!