Все было кончено. Жизнь потеряла смысл. Кроме как служить отчизне, Чепухалин больше ничего не умел. Слишком поздно он родился: не было в его автобиографии ни Афганистана, ни Чечни. Негде было ему отличиться, в отличие от генерала Лаптева. Если выгонят из армии, думал он, то мне светит лишь жизнь бомжа. Легче застрелиться.
Бесконечно жалея себя, Егор Чепухалин подошел к зеркалу. Ему было интересно, как это пуля разносит череп. Вдребезги, естественно, подумал он и нажал на скобу. «ТТ» сухо щелкнул. Чепухалин выругался, показал зеркалу фигу и перезарядил пистолет, думая: «Ах так! Ну я все равно!..» Второй щелчок его уже развеселил. Он дослал третий патрон и с холодной решимостью приложил ствол к виску, словно хотел кому-то что-то доказать. На заднем плане замаячила тень Кабакова с воздетыми под потолок руками, при этом глаза у него были закрыты, как у покойника.
Чепухалин невольно оглянулся. Да, это был Кабаков, но не тот, которого знал Чепухалин, а совсем другой Кабаков. Он сделался огромным — голова и широченные плечи упирались в потолок, а ручища походили на грабарки (Грабарка — тачка, повозка). Настоящий Кабаков был маленьким, тщедушным, драчливым, с мордой цвета кирпича.
— Поднимите мне веки! — прогудел Кабаков, шаря вокруг себя руками-грабарками, как водолаз.
— Еще чего! Перебьешься! — невольно пятясь, Чепухалин, все же сохраняя душевное равновесие.
После того, как ты два раза пытался пустить себе пулю в лоб, это совсем несложно, понял он.
— Подними — не пожалеешь!
Чепухалин недоуменно почесал лоб стволом.
— А хрен тебе! — сказал он зло. — Ебическая сила!
— Не гневи Бога! — предупредил Кабаков, шевеля длинными узловатыми пальцами.
— Ты что, Вий?
— Похлеще!..
— А вот я тебя сейчас прищучу! — пообещал Чепухалин и наставил на Кабакова пистолет.
— Ха-ха-ха! — рассмеялся Кабаков. — А если я его отберу?
— Попробуй! — смело возразил Чепухалин, чувствуя, что уперся спиной в зеркало.
— А чего здесь пробовать?! — удивился Кабаков и протянул грабарку, на пальцах которой выросли кровавые когти.
Чепухалин выстрелил, метя прямо в лицо этого видоизмененного Кабакова. Выстрел отбросил Кабакова к противоположной стене, но не убил, хотя во лбу у него появилась круглая аккуратная дырка, и капля крови изящно скатилась на подбородок.
— Ерунда, — четко сказал Кабаков, слизывая кровь длинным, как у гадюки языком, и выплюнул изо рта сплющенную пулю.
Она с громким стуком упала на пол и откатились куда-то в угол.
— Подними веки, — прогудел Кабаков. — Богом прошу!
— За…л, — согласился обескураженный Чепухалин. — Только ты должен на колени встать, а то я не дотянусь.