Бахарев отрекомендовался студентом литинститута, сказал, что у него две страсти — поэзия и марки. У него друзья за рубежом, и потому он смеет утверждать, что обладает действительно уникальными марками.
Гринбауму как-то с первого взгляда пришелся по душе этот молодой блондин с пышной шевелюрой и озорными серыми глазами. Он тут же пригласил его в гости: «Заходите, чайку попьем... Покажу вам мои марки. А вы вашу редкую захватите. Любопытно взглянуть».
Редкостную марку, принесенную Бахаревым, старик принял дрожащими руками. Он долго и пристально рассматривал ее — и на просвет и в лупу.
— Молодой человек, я могу предложить вам...
Гринбаум назвал цену и выжидающе посмотрел на гостя. Но тот только улыбнулся в ответ.
— Нет уж, увольте, Ефим Маркович, не продам. Я пришел к вам как к знатоку... Хочется посмотреть вашу коллекцию... Да и вообще мне приятно познакомиться с вами.
Через полчаса они уже дружески чаевничали. Юрист по профессии, Гринбаум тоже оказался поклонником поэзии.
— И я вам покаюсь, молодой человек. Иногда даже мучаюсь рифмою. Идешь по улице, а она, проклятая, в голове сверлит и сверлит: «благородной» — «свободной», «славить» — «забавить»...
Старик долго распинался по поводу назойливых рифм, а потом робко спросил:
— Вы, наверное, много стихов знаете? Побалуйте старика.
— Стихи я могу читать хоть до утра.
В открытое окно лился свежий пронизанный осенним солнцем воздух.
Старик внимательно слушал. Время от времени он закрывал глаза — для него стихи звучали, как музыка. А когда Бахарев прочел что-то из Тютчева, Гринбаум тяжело вздохнул, понурил голову и сказал:
— Никогда не нужно задерживаться в отеле, именуемом жизнью. Наступает время, когда человек должен сказать сам себе: «Сударь, поспешите освободить номер...» Так вот-с, молодой человек...
— Что это вас, Ефим Маркович, на такую мрачность повело?
— Ничего не поделаешь, мой молодой друг. Умирать никому не хочется. А болезни атакуют и атакуют. Широким фронтом. Я сопротивляюсь сколько могу. Вот видите, — и он показал на книжный шкаф. — Даже медицинскую энциклопедию купил. Смеяться будете над стариком. А что делать? Я и «Медицинскую газету» выписываю. Аккуратно подшивку веду...
— Да нет, почему же? Все это очень любопытно. И даже то, что «Медицинскую газету» выписываете. Ее, вероятно, небезынтересно листать.
— Только при вашем здоровье да при вашей специальности они вам ни к чему. А если хотите, посмотрите...
Бахарев неторопливо перелистывал подшивку. Январь, февраль... На какую-то долю секунды задержался на знакомой полосе: на месте. Всё! Вариант Гринбаума рухнул. Бахарев подумал: «Надо сниматься с якоря и прокладывать курс к 38-й квартире, где тоже выписывают «Медицинскую газету». Но это уже для другого. Мне здесь больше появляться нельзя, долго ли столкнуться лицом к лицу с филателистом».