Да нет, господи, Клеменс вовсе не был впечатлительным. Не был. Просто… глядя на обнаженное детское тело, поражающее своей худобой, он почувствовал стыд и сострадание. Будто его вынуждали убить ребенка. Зарезать, пока тот спит.
Клеменс едва подавил в себе искушение отшвырнуть скальпель в сторону и, стянув резиновые перчатки, послать Рипли подальше. Он тряхнул головой и, наклонившись к телу, сделал первый надрез от груди к лобку.
Рипли закрыла ладонью рот и, закусив губу,
- ПРОСТИ МЕНЯ. ПРОШУ, ПРОСТИ МЕНЯ… -
взглянула на темный разрез.
Врач вздохнул и провел скальпелем вдоль нижней границы ребер, обнажая замерзшие внутренности. Бросив инструмент в эмалированный тазик с водой, Клеменс выпрямился и, глядя на Рипли, жестко констатировал:
- Все чисто. Никаких следов инфекции нет. Рипли…
- Грудь,- выдохнула она,- Вскройте грудь.
- Я надеюсь, у вас действительно есть ОЧЕНЬ веские причины…,- заметил врач, поднимая со столика блестящий в ярком свете ламп секатор,- Я очень на это надеюсь.
Зубцы инструмента коснулись груди, и Клеменс, надавив на стальную основу, резко двинул его от горла к животу.
Послышался отвратительный хруст, и Рипли закрыла глаза.
«Конечно,- с раздражением подумал врач,- она может закрыть глаза. А что делать мне?»
В этот момент ему было плевать на то, что Рипли - женщина, на то, что она всего час как встала с больничной койки, на то, что… Одним словом, ему было плевать не все. Клеменс твердо решил получить объяснения всему происходящему после того, как работа будет закончена.
Последняя тонкая перемычка лопнула, и он, отложив секатор в сторону, раскрыл ребра, обнажив…
- О, БОЖЕ! -
что-то неясное, перекатывающееся, словно раздувшийся от воды воздушный шар.
- Смотрите,- потребовал он у Рипли. Она не без усилий открыла глаза. Его палец указывал куда-то в распахнутую грудь,- Это легкие. Заполненные жидкостью. Она утонула.
Клеменс закрыл грудную клетку, накрыл тело простыней и принялся стаскивать окровавленные перчатки.
- Ну, а теперь,- слова срывались с губ, подобно увесистым ледяным булыжникам,- поскольку я не полный идиот, может быть, вы все-таки объясните мне, что мы искали на самом деле?
- Мистер Клеменс?
Рипли мысленно поблагодарила бога за то, что он послал ей Эндрюса. Толстяк появился на самой вершине винтовой лестницы. По его резкому, как выстрел, каркающему голосу было понятно, что тюремщик сильно раздражен. Арон стоял за спиной Эндрюса, вытянувшийся, замерший, словно сторожевой пес у ног хозяина. Голубые настороженные глаза внимательно изучали стоящих внизу людей.