Трое оставшихся ублюдков в эту секунду уже появились на откосе, а за ними, взбадривая себя боевыми криками, спешила остальная орда.
На долю приотставших мангасов досталось куда меньше выстрелов, и хотя у одного людоеда обломок стрелы торчал прямо из окровавленной глазницы, но в битву он ринулся так же неукротимо, как и остальные. Как и настоящие согнутые, мангасы были вооружены дубинками и острыми камнями, которые они не умели даже насадить на древко, чтобы получить хоть какое-то подобие топора. Однако недостатки оружия согнутые восполняли тупой силой и неукротимостью, а мангасы, которых согнутые боялись и почитали как живых богов, так и вовсе были почти неуязвимы.
Таши не выстрелил вместе со всеми лучниками; он ждал своего мангаса, того, по которому промахнулся в первый раз. Мангас свечой вырвался из воды и тоже в один прыжок взлетел на обрыв, лишь мелькнуло в прыжке неестественно белое, молочного цвета тело. Режущий, даже не звериный, а просто ураганный визг рвался из разинутой пасти.
На этот раз Таши стрелял наверняка. Промахнуться в упор мог бы лишь трус, у которого дрожат руки. Яблоневая стрела, оснащённая ловко зазубренным кремнем, пропорола грудь, на целую пядь вонзившись в молочное тело. Таши уже понимал, что мангаса этим не остановишь и уж тем более бессмысленно пытаться убежать от обезумевшего чудовища. Таши кинул лук и, выхватив из-за обмоток ножной кинжал, что сам мастерил под присмотром Стакна, прыгнул навстречу несущейся гибели, чтобы уйти хотя бы из-под удара дубины.
Безрукий Ромар не зря учил подростков биться ногами и грудью. Все удары достигли цели: коленом Таши ударил мангаса в промежность, плечом в солнечное сплетение, а ножом, зажатым в левой руке – рука ведь никуда не делась! – ткнул в живот, надеясь поразить брызжейку и обездвижить противника. В следующее мгновение могучая лапа сгребла его и одним движением швырнула на землю. Вспыхнул и погас нестерпимо яркий огонь, мир исчез.
Потом, несколько дней спустя, Таши рассказывали, чем закончилась битва. Все четверо мангасов были убиты. Удар Таши достиг-таки становой жилы, и белокожий мангас так и не смог распрямиться. Его убивали долго, когда сражение уже закончилось, убивали, не смея приблизиться. Тяжёлыми топорами перебили конечности и лишь затем смогли раздробить голову, лишив врага жизни. Ещё один мангас был убит в честном бою. Уже серьёзно раненный и потерявший дубину, он сошёлся в поединке с Бойшей. Тяжёлый каменный жезл с одного удара расколол крепкий череп, разбрызгав по земле мозги. Последний из ублюдков, невысокий, но так раздавшийся вширь, что мог бы без труда задушить матёрого тура, долго метался по берегу, сокрушая своих и чужих воинов, пока тонкорукий Стакн не сумел приблизиться к нему сзади и бритвенно-острым топором перерубить шейные позвонки.