– Всё правильно, Татьяна, она такая. Адрес свой оставьте - передам. Поймите и простите её. Она больше не придёт. Реветь где-нибудь будет до ночи. А вы думали, у нас людоеды, гангстеры сидят? Обыкновенные девчонки, только несчастные от своей глупости...
Я молча киваю головой...
Димка внимательно слушает меня, иногда улыбается и тоже кивает головой...
Марта сказала, что умер он в ту же ночь, в половине четвёртого.
ПИСЬМО
«Здравствуй, дорогой Саша. С Новым годом тебя. Желаю всего самого хорошего. Пусть исполнится. Я очень и искренне хочу этого. Саша, не мучай меня ни любовью, ни добротой своей. Собака хоть руку может лизнуть своему хозяину в благодарность. А я и этого не могу.
Я знаю своё место на земле, и мне ли выбирать? И ещё.
Саша, ты добрый, порядочный человек, и потому даже если встретишь другую женщину, то не сможешь просто так отмахнуться от меня. Сашенька, и не надо. Лучше потом, когда меня выпустят. Мне легче будет. Если есть на свете ты, твой Димка, Тюльпан, бородач, мой друг Володька, значит, есть и ещё много хороших людей, и я не могу пропасть.
До свидания. Пиши. Целую. Таня».
Я вложил письмо в конверт. Опустил во внутренний карман пиджака и спокойно (они должны это видеть и понять, что спокойно) закурил. Сейчас я услышу самое откровенное, самое беспощадное. Что скажут когда-то потом и другие люди – пустяки.
Марта смотрит в окно, курит. Володя, наклонив голову к плечу, рассеянно стучит пальцами по столу и тихо напевает… Это он вторит мелодии «Карлсон», которая слышится сверху. Там новогодний банкет в апогее, аж люстра дрожит.
Если уж вызывать огонь на себя, то самого мощного калибра. Успел подумать, что сейчас даже ужасный фейерверк над Хиросимой – огонь далеко не главного калибра, значит, и от меня ничего не останется. Я говорю, выделяя каждое слово:
– Вот... что пишет... моя... жена.
Марта пожимает плечами и с удивлением спрашивает.
– Я так понимаю: ты сейчас обнародовал отрывок из неизвестной нам истории? А нельзя ли её всю или хотя бы историю главного героя.
– Пожалуйста, – согласился я. Подробно рассказываю жизнь Тани.
В четырёх словах о ночи в тумане («Она стала моей женой»). В трех словах о моём отношении к Тане («Я люблю её»).
После моего рассказа в комнате ничего не изменилось. Марта смотрит в окно, курит. Володя стучит пальцами по столу, но напевает уже «Мираж». Люстра не успокоилась.
Я выпиваю рюмку коньяка. Первый залп должна сделать Марта. Так и есть. Она резко оборачивается и, обхватив руками плечи, словно ей холодно, озабоченно говорит:
– Слушай, туда, наверное, кроме писем и посылки можно отправлять, и, может быть, разрешают что-то вроде свиданий. Ты узнай.