Массаракш! — сплюнул Штырь, зыркнул на Птицелова и удалился.
Бугор дрисливый! — прокричал ему вслед Облом. Лианы затрещали, заныли обиженно, дэки обернулись и увидели, как труп мезокрыла валится в грязь. Не сговариваясь, они расстегнули клапаны комбезов и помочились на мертвого ящера.
Ух, хорошо! — крякнул Облом, а потом извлек из балахона потертый кисет и протянул его напарнику.
Угощайся, мутоша, — сказал он. — Свежак… Вчера у Слепоухого выменял.
Птицелов вытряхнул на ладонь крохотную щепотку насвая, заложил ее за нижнюю губу. Подношение пришлось кстати, теперь можно было не разговаривать.
Но Облом, видимо, так не считал. Он вдруг выплюнул свою порцию и проговорил:
Слушай, Птицелов! Слепоухий вместе с этим насваем еще и слушок подбросил.
Ка..аой ашшо слушох? — проговорил Птицелов, давясь горькой слюной.
Будто на тебя из Столицы запрос пришел.
Птицелов тоже выплюнул свою порцию и спросил уже внятно:
Ну и что?
Как это что?! — изумился Облом. — Такие запросы на кого попало не приходят. Думаешь, у столичных буквоедов о нас всех голова болит? Как бы не так! Они о нас и знать не знают, а если и знают, то только худое. Мы для них — перебежчики, дезертиры, уголовники. Короче, мутота, я тебя предупредил…
Птицелов вяло отмахнулся: дескать, в кубрике после смены и не о таком можно услышать. Но поневоле насторожился. Насторожишься гут… Облом — калач тертый, понапрасну шум поднимать не станет.
Вспомнился почему-то дезертир — дорожный грабитель, встреченный неподалеку от поселения мутантов. Как ни крути — первый человек, которого Птицелов отправил на тот свет. А точнее — не отправил, а просто забил ногами, как ядовитого гада.
Надо же, никогда не вспоминался покойничек. А теперь вспомнился.
Неужели всплыло?
Да быть такого не может… Или все-таки может?
— Ладно… Пора вкалывать, — сказал Облом. Он поплевал на покрытые застарелыми мозолями ладони, взялся за отполированную рукоять секиры. — И-и-эх! Мас-с-саракшшш!
Удар получился под стать замаху. Лезвие секиры косо вонзилось в ствол гигантского страусового дерева. Еще замах — и еще удар. Птицелов едва успел пригнуться: щепа пронеслась у него над головой и будто арбалетный болт вонзилась в нежную кору щуполеандра, что рос неподалеку. Щуполеандр болезненно вздрогнул, голубые цветы на гибких ветвях свернулись в трубочку.
Я те… — выдохнул Птицелов, демонстрируя напарнику здоровенный кулак.
Не зевай, доходяга, — мгновенно откликнулся старший корчевщик. — Хочешь пайку, вкалывай! Мировой Свет еще сияет над твоей безмозглой головой!
Птицелов перебросил огнемет за спину, потуже затянул ремни портупеи, чтобы массивный бак не колотил пониже спины, и подхватил свою секиру.