— Тише, тише, — с жалостью приговаривала балерина, легонько поглаживая его по плечу. — Слезами горю не поможешь, верно? Тут уж ничего не поделаешь. Плачь не плачь. Придут другие времена. Нужно только дождаться их, нужно жить, сейчас главное: дожить, выжить. Вы же смелый. Все бы сражались так! И вы так молоды. Вы еще ребенок.
Он помотал головой.
— Не ребенок? — прошептала она. — Взрослый? — Она умолкла. Вцепилась дрожащими пальцами с острыми коготками в плечо юноши, словно ощупывала добычу, прежде чем загрызть ее и утолить голод. И продолжала тихим изменившимся голосом: — Не надо плакать. Вы не маленький. Вы мужчина, а мужчину в горе всегда утешает…
Она подождала, но он не отвечал. Закрыв глаза, болезненно сжав губы, он тяжело прерывисто дышал. Тогда Арлет произнесла едва слышно: — Женская нежность…
20
В комнате, где спали младшие Периканы, устроился на ночлег и кот Альбер. Сначала он улегся в ногах у Жаклин на цветастом кретоновом покрывале и стал потихоньку его покусывать и царапать, оно очень вкусно пахло рыбьим клеем и чем-то сладким, но тут вошла няня и согнала кота. Стоило ей отвернуться, он легко и бесшумно одним грациозным прыжком возвращался на покрывало, трижды она снимала его, в конце концов, он сдался, влез на кресло, спрятался под халатиком Жаклин и свернулся клубком. В комнате все спали. Мирно посапывали дети, с четками в руках задремала нянюшка. Кот замер; приоткрыв один хитрый зеленый глаз, он уставился на четки, мерцающие при лунном свете. Кота почти не было видно под розовой фланелью. Потихоньку одну за другой он высунул лапки, потянулся; под мягкой горячей шерсткой напряглись стальные мускулы, показались цепкие блестящие коготки. Он сжался в комок, весь напрягся и вспрыгнул к няне на кровать; некоторое время следил за ней в полной неподвижности; только кончики усов слегка подрагивали. Потом протянул лапку и тронул блестящие четки; они чуть заметно качнулись. Ему понравилось ловить когтями гладкие маленькие бусины; он сильней раскачал четки, они со стуком упали. Кот испугался и спрятался под кресло.
Вскоре проснулся и заплакал Эммануэль. Ставни и окна в комнате были распахнуты. Черепица на деревенских крышах поблескивала при луне, как рыбья чешуя. Спящий сад благоухал; серебряный лунный свет зыбился мягкими волнами, переливался в листве яблонь и вишен.
Кот важно выглядывал из-под бахромы; при взгляде в окно на мордочке появилось мечтательное удивленное выражение. Альбер по своей молодости еще никогда не бывал в деревне. В городе теплый пьянящий запах июньской ночи был слабым, далеким, а здесь он бил коту в ноздри, так что у него топорщились усы, обволакивал, дурманил, томил, завлекал. Зажмурившись, кот принюхивался к острому и в то же время тонкому благоуханию, различил аромат отцветшей сирени, слегка отдающей тлением, запах древесных соков, ночной запах влажной земли; пряно пахло к тому же всякой живностью: птичками, кротами, мышами — шерстью, плотью, кровью добычи. Кот алчно зевнул и вскочил на подоконник. Неспешно прошелся по карнизу. Вот отсюда его позавчера грубо сдернула человеческая рука и бросила на кровать рыдающей Жаклин. Сегодня им его не поймать. Он посмотрел, далеко ли от карниза до земли. Ему ничего не стоило спрыгнуть отсюда, но он явно воображал себя героем и стремился преувеличить сложность предстоящего прыжка. Прижимая уши, он обмахнул карниз распушенным хвостом, с грозным победоносным видом оттолкнулся задними лапами и оказался на мягкой недавно вскопанной грядке. Кот застыл, приник носом к земле, вот теперь он в центре, в глубине, в самой сердцевине ночи. Земля — средоточие запаха; между камешками и корнями он еще не выветрился, не развеялся, не смешался с человеческими испарениями. Таинственный, горячий, многообещающий. Живой. Здесь прятались мелкие подвижные съедобные существа. Майские жуки, сверчки, полевки, жабы с плачущими звенящими голосами. Кот навострил уши — опушенные серебристой шерсткой треугольные ракушки, внутри гладкие, похожие на розовые цветы вьюнка. Прислушался к тихим ночным звукам, приглушенным, тайным, — он один мог их различить: вот затрещали прутики — птица шевельнулась в гнезде, оберегая птенцов; вот она почистила перья, поточила клюв о кору, поудобней сложила крылышки; жук расправил надкрылья; мышь заскреблась в норе. Кот слышал даже, как в земле прозябали зерна. Светящиеся желтые глаза видели во тьме спящих посреди листвы воробьев, синичек, большого черного дрозда и самку соловья. Самец не спал; его пенью вторили другие с берега реки, из далекого перелеска.