Бедные дети! Одному из них снится сон, и он монотонно жалобно стонет. Кюре в темноте поднял руку и благословил их, прочитав молитву. «Pater amat vos», — прошептал он. Он любил повторять эти слова детям у себя в школе, когда занимался с ними катехизисом и понуждал к раскаянию, смирению, молитве. «Господь вас любит». Как он смел подумать, что эти несчастные лишены благодати? Вполне возможно, он сам не заслужит такой любви, как самый последний из малых сих, ему достанется меньше милосердия и божественной нежности. Иисусе! Прости меня! Во мне говорила гордыня, ловушка нечистого. Кто я такой? Ничтожество, пыль под твоими ногами, возлюбленный Господа! Да, конечно, Ты любил и хранил меня с детства, Ты меня вел к Себе и вправе спросить с меня! А эти вот дети… одних Ты призовешь к Себе… других… отмолят святые. Да, все хорошо, все добро, все благодать. Иисус, прости мне уныние!
Среди торжественного безмолвия ночи потихоньку плескалась вода. Присутствие, без которого он не мог существовать, Его дыхание, Его взгляд — Филипп почувствовал в потемках. Чтобы угадать драгоценные черты, почувствовать близость протянутых рук младенца, прижавшегося к сердцу матери, не нужно было света. Филипп даже тихонько рассмеялся от радости. «Иисус, ты здесь, ты опять со мной. Останься возле меня, возлюбленный Агнец!» Алый, живой язык пламени поднялся над черной головешкой. Было уже поздно, вставала луна. Филипп завернулся в одеяло и растянулся на траве. Он лежал, широко открыв глаза, щеки его касался цветок. Ни единого звука в этом маленьком уголке Вселенной.
Не слухом, не зрением — шестым чувством Филипп уловил бесшумное скольжение двух мальчишек в сторону усадьбы. Сначала ему даже показалось, что происходит это не в реальности, а ему начал сниться сон. Окликать их он не стал, боясь разбудить остальных. Он поднялся, отряхнул сутану от травинок, от прилипших цветочных лепестков и тоже двинулся в сторону усадьбы. Плотный газон скрадывал шум шагов. Теперь он вспомнил, что ставень одного из окон прилегал не плотно, был приоткрыт. Да, Филипп не ошибся! Луна осветила фасад. Один из мальчишек дергал, ломал ставень. Кюре не успел крикнуть, остановить его, в стекло уже полетел камень, брызнули осколки, мальчишки с кошачьей ловкостью проникли внутрь.
— Погодите, сорванцы, сейчас я вам помогу! — воскликнул Филипп.
Он подхватил сутану, чтобы не мешалась, пролез в окно вслед за мальчишками и оказался в гостиной с мебелью в белых чехлах и сияющим ледяным блеском паркетом. Кюре пошарил рукой по стене, ища выключатель. Нашел и зажег свет — никого. Филипп стоял и приглядывался — мальчишки или убежали, или спрятались: широкие чехлы в складках на канапе, пианино, глубоких креслах, занавеси на окнах из кретона с набивными цветами могли помочь им в игре в прятки. Он подошел к одной из оконных амбразур — показалось, что шевелятся занавески, резко раздвинул их — так и есть, один из его подопечных оказался здесь, самый старший, почти мужчина, смуглый, с красивыми глазами, низким лбом и мощной челюстью.