— Что вам понадобилось в доме? — осведомился кюре.
Он услышал шорох у себя за спиной и обернулся: второй паренек тоже оказался здесь и стоял позади него, и этому пареньку с тонкогубым, презрительным ртом тоже было лет семнадцать-восемнадцать. Филипп почувствовал: в них проснулось что-то звериное, и приготовился принять меры предосторожности. Но они оказались проворнее — один подсек его и повалил на пол, второй вцепился в горло. Филипп безмолвно и не без успеха сопротивлялся. Ему удалось схватить душителя за шиворот и в свою очередь прижать так, что тот его отпустил. Они катались по полу, и кюре услышал звон, у него из кармана посыпались деньги.
Наконец полузадушенному Филиппу удалось приподняться и сесть на пол.
— Поздравляю, — сказал он. — Быстро работаешь. — А про себя подумал: «Ни в коем случае не устраивать трагедий; как только я уведу их отсюда, они опять станут покорными, как дрессированные собачки. Завтра разберемся!» — и прибавил: — Побаловались, и будет. Пошли.
Но едва он произнес эти слова, как подростки снова набросились на него, отчаянно, яростно и свирепо; тонкогубый впился в него зубами, и потекла кровь.
«Того и гляди, убьют», — с недоумением подумал кюре. Подростки вцепились в него озлобленными волками. Он боялся причинить им боль, но не мог не защищаться — руками, ногами он отбрасывал их, но они с тем же ожесточением снова кидались на него, потеряв все человеческое, обезумевшие демоны, звери… И все-таки Филипп был сильнее и поэтому получил по голове столиком на золоченой ножке, упал и, падая, услышал, как один из мучителей подбежал к окну и громко свистнул. Больше он уже ничего не видел — не видел, как двадцать восемь подростков, мгновенно проснувшись, пронеслись по лужайке и влезли в окно, как раздирали, потрошили и выкидывали мебель. Они опьянели, они плясали вокруг лежавшего на полу кюре, пели, орали; самый маленький из них, похожий лицом на девочку, прыгал изо всех сил на софе, и старые пружины жалобно стонали. Те, что постарше, разыскали погреб с винными бочонками. Толкая перед собой, они прикатили один в гостиную, открыли, но он оказался пуст. Впрочем, зачем им вино? И без него они захмелели, им хватило преступления, оно сделало их счастливыми. Взяв Филиппа за ноги, они поволокли его к окну, вытолкнули наружу, и он тяжело упал на лужайку. Дотащили до пруда, раскачали, как тюк, и — смерть! «Смерть!» — кричали подростки хриплыми, срывающимися, а у иных — тонкими детскими голосами. Но когда Филипп упал в воду, он был еще жив. Инстинктивное желание жить, а может, последний всплеск мужества удержали его на поверхности; обеими руками он уцепился за низко склоненную ветку дерева и попытался встать. Разбитое кулаками и каблуками лицо, распухшее, кровоточащее, выглядело смешной и уродливой маской. В нее-то подростки и стали бросать камнями. Филипп держался, цепляясь из последних сил за раскачивающуюся ветку, но она обломилась. Он попытался добрести до другого берега, и тут же в него посыпался град камней. Филипп поднял руки, заслонил лицо, и подростки увидели, как фигура в черной сутане погружается в воду. Он не утонул, его засосал ил. Так он и умер, стоя по пояс в воде, голова откинута назад, левый глаз выбит камнем.