В этот момент в кабинет вошел Николай Петрович Докучаев.
— О, здорово, старая гвардия! Как поживаешь, свирепый кот невидимого фронта?
— Поживаю себе потихоньку, Петрович, жаловаться, кроме как на внука-балбеса, не на что… Как у нас в разведгруппе говорили: «Тот не знал в жизни несчастий, кто не получал саперной лопаткой по уху».
— Эй, амига Миша, тебе поведали уже, сколь легендарная личность к вам в гости забрела?.. Девяносто процентов всего, что я про взрывчатку знаю, я от нашего камрада Льва Борисовича и узнал! Лучший спецалист-взрывотехник разведотдела Штаба 1-го Белорусского фронта, ежели кто позабыл, не знал, а то и вовсе не интересовался!.. Лев Борисыч, ты фотку-то свою еще пацанам не показывал? Покажи, каким орлом ты в сорок четвертом был, когда по лесам Белоруссии, Польши да Германии хаживал, и не было от тебя пощады фрицам и ихним подпевалам!
— Ой, Петрович, ну чего ты за трепло такое? — поморщился Баюнов, но полез во внутренний карман пиджака. — Вот, гляди, кому любопытно…
На снимке Лев Борисович был запечатлен еще почти совсем молодым, в каске, с ППШ, и в черном матросском бушлате поверх тельняшки.
— Уже и не помню, отчего я в таком прикиде сфотографировался, — вздохнул Баюнов. — Так-то я войну все больше в штатском проходил, а немецкую форму одевать приходилось почаще, чем свою родную… Ну и, соответственно, МП да МГ чаще в руках держал, чем ППШ. Вот, помню, в конце 42-го возле Варшавского шоссе… А позывной у меня был «Дикий кот»!
В этот момент в Мишкином кармане зазвонил телефон. Мишка увидел номер Бешеного.
— Извините, это из больницы, — сказал Мишка. — Сейчас все будет либо очень хорошо, либо очень плохо! — Добавил он с натужным оптимизмом в голосе.
— Миша? Добрый день, — услышал он голос Бешеного. — Вернее, совсем он не добрый. Миш, ты присядь, пожалуйста. Я Марине не говорил еще ничего, ты меня поймешь. В общем, плохие новости. Хреновые. ХРЕНОВЫЕ! Результаты анализов пришли. У Ирины что-то вроде реактивного лейкоза. Я, честно сказать, с таким не то что не сталкивался никогда, но и слыхом не слыхивал, — многословие и некоторая суетливость сурового доктора показались Мишке самыми жуткими. — В общем, Миша, крепись. При таком раскладе жить девчонке недолго, — Бешеный сделал краткую паузу, а потом добавил тихо, неофициально и совершенно самоуничижительно: — Миш, я бы мог сказать, что сделал все, что мог… но кому, к хренам собачьим, от этого легче?
— Сколько? — спросил Мишка совершенно чужим голосом. — Только правду, Владимир Викторович…
— Дней пять, — ответил доктор очень устало. — Неделю — если повезет. Если очень повезет.