Часовой Большой Медведицы (Бузинин) - страница 184

Витиш стукнул ладонями по столу:

— Мишка, не отчаивайся. Я тебе вот что хочу рассказать — не знаю, к добру ли или к худу… Помнишь, ты наш с Тауром разговор слышал? В нашу вторую командировку на Кавказ, попали мы в засаду под Гудермесом. Лежим под огнем, головы поднять не можем, смерть со всех сторон скалится, а Таурендил лыбится всей своей зубастой пастью. Я его спрашиваю — чего смешного, дроу-г? А он мне в ответ: давай верить, Игорь, в то, что нашу жизнь в книге судеб написали достойные люди, а не садисты-графоманы… Миш, вот я и думаю — ну какой же падлой нужно быть, чтобы придумать такое?

— Миш, а Миш, — окликнул Мишку Костя. Выглядел вермаджи совершенно несчастным и абсолютно потерянным. — Миша, у тебя вся спина белая.

— Чего? — привыкнув к постоянной серьезности вермаджи, Мишка автоматически повернулся к зеркалу, но ничего не разглядел.

— Шутка, — жалобно улыбнулся Костя, — я слышал, что это шутка такая…

— Так ведь ты шутить не умеешь? — от изумления Мишка окончательно пришел в себя. — Ты ведь даже, что такое юмор не понимаешь…

— Не умею. Не понимаю, — понуро пожал плечами Костя. — Но ведь тебе было так плохо. А шутки вам всегда помогают …

Глядя на смущенного Костика, жалобно взиравшего на него из своего угла, Мишка не выдержал и почти весело фыркнул:

— Спасибо, Костя. Это была лучшая шутка, которую я когда-либо слышал.

Горе, еще минуту назад заполнявшее собою весь мир, пискнуло и сжалось до крохотной точки, испуганно уступая место азартной злости. И пусть все еще было очень плохо, и практически не было надежды на благополучный исход, и многие вопросы так и остались неразрешенными, но рядом стояли друзья, готовые поддержать, помочь, просто прикрыть тебя грудью. А значит, не все еще потеряно. «…Сегодня мой друг прикрывает мне спину, а значит, все шансы равны…» — вспомнились Мишке строки из песни, и он, забыв, что до сих пор сжимает в руке Иришкину розу ветров, с силой стиснул кулаки. Острые грани кулона распороли его ладонь, словно клыки хищника, жаждущего крови. Вскрикнув от боли, Мишка бросил кулон на стол и прижал ладонь к губам, пытаясь остановить кровотечение. Петрович, глянув на него, коротко хмыкнул, достал из кармана носовой платок и, смочив его жидкостью из своей фляжки, протянул платок Мишке:

— Держи, хомбре, а то, не дай Бог, кровью истечешь, придется тебе переливание делать, а ежели у меня кровь брать, то, боюсь, не выдюжишь скопившегося в ней алкоголя и придется тебя со станции переливания крови сразу в наркологию везти, чтоб извести мое скорбное наследство.