— Моя Парвин!..
— Гусо...
Губы у нее чуть приоткрыты, и я вижу, как снежно поблескивают ее зубы. Не помня себя, наклоняюсь и целую ее в эти губы, целую впервые в жизни, и она не вырывается, не отстраняет меня, а, наоборот, еще крепче прижимается, может быть, все еще не веря, что это не сон...
А я забыл все на свете, не увидел даже, как ушла в дом тетя Хатитджа, оставив нас одних...
— Ты вернулся, Гусо-джан,— наконец проговорила Парвин и снова провела ладонями по моему лицу.— Я не могу поверить в это счастье...
Оставленный тетей на крыльце фонарь тускло освещал двор, и я уже не мог разглядеть лица Парвин, только глаза ее блестели совсем-совсем рядом.
— Что же мы стоим здесь? — встрепенулась Парвин.— Пойдем в дом.
Тетя Хатитджа готовила угощенье, на глазах ее тоже были слезы, она смахивала их украдкой, улыбнулась, одобрительно кивала нам головой.
— Вот и свиделись, вот и опять вместе,— проговорила она,— а то заждалась моя джаночка!.. Только шаги за калиткой, она так и встрепенется вся, так и вспыхнет: не Гусо ли? А потом снова поникнет, не улыбнется...
Парвин не отходила от меня, не выпускала мою руку и все поглядывала в лицо, а сама так и светилась радостью.
«Боже мой, сколько испытаний выпало на ее долю.— подумал я,— сколько мук принесла ей любовь ко мне! Сумею ли я когда-нибудь сделать ее счастливой?»
— Ты не слушай тетю, Гусо,— словно прочитав мои мысли, с улыбкой сказала Парвин.— Конечно, я ждала тебя, но... я знала, что ты жив, что любишь меня и тоже ждешь встречи — что же еще нужно для счастья?
Я достал бусы, которые дал мне аббасабадский проводник, надел на шею, обнял ее, привлек к себе и поцеловал. И, как во дворе, она не отстранила меня...
— Спасибо тебе, любимая,— прошептал я и почувствовал, что голос мой дрогнул.— Я всегда... всегда... всегда буду любить тебя... одну!
— Будьте счастливы, дети мои!— растроганно проговорила тетя Хатитджа.— Аллах же видит, что вы заслужили счастье.
Она поставила перед нами угощенье: сладости и чай, а сама тихо вышла.
— Ну, расскажи, как ты жила, моя звездочка,— попросил я.— Каждый день вспоминал тебя, думал: вот сейчас моя Парвин проснулась, и солнечный зайчик играет на ее щеке... а сейчас читает мое письмо и улыбается... или плачет... Тебе было очень трудно здесь?
— Ничего, Гусо-джан, все позади. Главное — мы вместе,— ответила Парвин и прижалась щекой к моему плечу.— Я получила твое письмо и обрадовалась, что ты скоро приедешь в отпуск. А потом, когда началось тут — ты знаешь?.. Я испугалась: а вдруг вашу часть пошлют куда-нибудь сражаться...