Наверное, я задремал, потому что увидел вдруг Парвин с ребенком на руках и удивился — чей же это ребенок? А она улыбнулась и сказала: «Наш ребенок, чей же еще?» И вдруг выронила мальца и закричала чужим, мужским голосом: «А-а-а!»
Я вскочил, озираясь. В темноте ударил винтовочный выстрел. Потом второй, третий... Кто-то кричал истошно на одной жуткой ноте. И тут я увидел, что большие, тяжелые ворота медленно растворяются, а возле них суетится сержант Фаррух...
— Сержант!— закричал я, — закрыть ворота!
Но из-за ворот, с той стороны, из кромешной темноты уже появились лошадиные морды. Заграждение... Сейчас только колючая проволока, намотанная на колья, могла сдержать натиск вражеской конницы. Но колья были отведены, образуя широкий проход между мешков с песком.
— За мной! — крикнул я солдатам и побежал. Несколько человек устремились за мной. Обдирая руки о железные иглы, мы подняли колья и поволокли их на прежнее место, загораживая проход.
Всадники ворвались на площадь, но заплясали в четырехугольнике, образованном мешками и колючей проволокой.
— Огонь! — скомандовал я.
Но стрельба и без того разгорелась. Два фонаря, висевшие по обе стороны ворот, освежали конские ржащие морды, искаженные страхом лица всадников... И тут я увидел Лачина. Он был на белом породистом скакуне. Дорогой шелковый чопан был туго перепоясан, а на голове по самые брови надвинута большая папаха. Лачин размахивал маузером и что-то кричал своим людям, но его не слушали, потому что деваться им было некуда. Со всех сторон палили из винтовок, а в воротах плясал на своем белом коне Лачин с маузером в руках, готовый пристрелить каждого, кто повернет назад. Один из всадников подлетел к заграждению и стал отчаянно рубить саблей проволоку. Я узнал Заман-хана и выстрелил. Он сполз с коня, но запутался в стременах, и конь поволок его по земле. Я успел заметить, как голова его бьется о камни и кочки...
Я побежал вдоль укреплений, на ходу доставая из кармана гранату «лимонку» и не выпуская из поля зрения Лачина. Вот он повернул коня и стал махать маузером, наверное, подзывая новых людей. С разбегу, рванув кольцо, я швырнул гранату под ноги его белого красавца-коня. Глухо рвануло... Сноп огня, дыма и пыли взметнулся из-под коня, и он сразу рухнул. В это время с минарета ударил пулемет. Лачин, наверное, был еще жив, но на него лавиной, которую уже ничто не могло сдержать, ринулись обезумевшие всадники и кони, потерявшие своих седоков. Глухие удары копыт о землю на короткое время сменились дробным стуком по деревянному мосту и снова, уже замирая, забухали по ту сторону рва. На площади осталось много трупов, а у самых ворот белела туша коня с распоротым брюхом и растоптанный Лачин... Вот где нашла конец эта гадина...