— Сильно ранен?
— В четырех местах,— ответил один из бойцов. Подхватив безжизненное тело друга, я сказал:
— Тут должно быть недалеко...
И мы снова пошли по узкому ущелью. Солнце жгло наши спины, и тени колыхались под ногами. Я уже ничего не видел, кроме этих странных теней, идущих перед нами, как поводыри.
Вдали громыхали выстрелы. И вдруг стихли...
Мы остановились, напряженно прислушиваясь. В горах стояла жуткая тишина.
— Они погибли,— прошептал я, чувствуя, как ком подступает к горлу.
— Пить,— еле слышно проговорил Пастур.
Мы склонились над ним. Веки его вздрагивали, но глаз он не открывал.
— Потерпи, Пастур, потерпи, дорогой,— заговорил я, поправляя ему волосы на лбу. У нас нет воды. Но скоро будет прохладная вода. Потерпи...
Пастур открыл глаза. Потрескавшиеся губы его скривились, и я понял, что он улыбается.
— Потерплю.
Мы подняли его, и он сразу обмяк, снова потеряв сознание.
Казалось, ущелью не будет конца. Но вот оно расширилось. Каменных обнажений стало меньше, склоны опять зазеленели арчей.
— Дорога.
Этот возглас заставил нас остановиться. Впереди светлой лентой вилась проселочная дорога. Что это за дорога? Куда и к кому она ведет?
— Надо узнать,— сказал я.— Иначе пропадем.
Мы внесли Пастура в небольшую пещеру, положили. Бойцы сразу сели, прислонившись к прохладным каменным сводам, и затихли, будто задремали.
Я тоже не в силах был двигаться и сидел вместе со всеми, хотя знал, что нас могут обнаружить...
Мысли были тягучие, несвязные. Вспоминались родные. Парвин... Учитель Ареф .. Потом я подумал, что нигде не видел Аббаса. Погиб мой верный товарищ? Или схватили его раненного враги и теперь пытают, истязают, издеваются?.. Да нет, Аббас не дастся им в руки живым.
Маузер я заткнул за пояс, и он давит живот, но лень было вытащить, не хотелось шевелиться. Подремывая, вспоминал я разное, и, забывшись не надолго, вдруг, видел какой-то сон, что-то мерещилось, а что — вспомнить не мог.
...Солнце уже склонилось к горизонту, небо вспыхнуло огромным пожаром, и все вокруг порозовело, стало тревожным. С трудом поднявшись, я вышел из пещеры и осмотрелся. По ту сторону дороги поднимались рыжие холмы, на которых лежал отблеск заката.
Вдруг до слуха донесся стук копыт. Я отпрянул в пещеру.
— Кто-то скачет,— сказал я.
И бойцы сразу вскочили, но тут же залегли, готовясь подороже отдать жизнь.
Одинокий всадник скакал, пригнувшись к гриве коня. Белое облако пыли поднималось за ним и висело в воздухе, не оседая. Я узнал Аббаса. Лицо и волосы его были покрыты пылью. Окровавленная рубашка свисала с плеч клочьями.