— А чего ж ты?.. Мог бы привести его к нам.
— Он, господин, ождан,— Фархад вдруг смутился,— он стеснительный парень. Я звал его, а сегодня попробую еще...
Вечером Ширзаде, так звали юного друга Фархада, пришел на заставу. Мы познакомились.
И голосом, и внешним видом, да и манерами паренек походил на девушку: хрупок, тонок в кости и ужасно застенчив. Разговорились, сидя в моей комнате за чаем. Оказывается, Ширзаде служит конюхом и слугой одновременно у зажиточного чиновника Манучехра. Чиновник этот — сорокалетний тегеранец — живет вдвоем с молодой женой, первой красавицей Калата. Да, водилась такая в этом медвежьем углу.
— Ты здешний? — спрашиваю я паренька.
— Нет. Я из Ахмедабада.
— Это недалеко от Катана? — Фархад подливает гостю чай.
— Нет. Есть другой Ахмедабад. По другую сторону пустыни Деште-Кевир. Недалеко от Кермана.
— А как же ты оказался в этих дебрях? — меня заинтересовала судьба пугливого паренька...
— Голод и нищета заставили меня исколесить весь Иран. И только здесь улыбнулось счастье: господин Манучехр дал работу, приютил... Да и жена его уважает меня.
— И много он тебе платит?
— Три тумана в месяц. Столько мне нигде еще не платили. Добрые у меня хозяева.
— Слишком толстый у твоего хозяина зад, — говорит Фархад, — чтобы он был частным человеком.
Ширзаде покраснел, его смутила грубоватая прямота друга.
— Нет, они хорошие...— вяло промямлил Ширзаде.
А через неделю после нашего разговора весь Калат узнал, сколько стоит «честность» и «порядочность» Ману-чехров. Фархад неожиданно сообщил мне:
— Господин ождан, я пятый день не вижу Ширзаде...
— Странно. Он обещал прийти на заставу.
— Нет его...
— Сходи-ка, Фархад, к нему. Пригласи на охоту. Он знает хорошие места.
Возвратился Фархад на заставу мрачнее грозовой тучи.
— Что случилось? — спрашиваю я.
Фархад молча машет рукой и уходит в казарму. Я — за ним.
— Где Ширзаде?
— Ширзаде арестован. — И это правда?
— Да. Уже три дня в тюрьме...
— За что?
— Ай!— отмахивается Фархад. — Оказался мерзавцем, а я дружил с ним...
— Расскажи толком, что случилось?
— Позорное дело, господин ождан. Грязное... Он надругался над своей хозяйкой. Подлец... Эти люди приютили его... Он ел их хлеб-соль...
— И что с ним теперь будет?
— Наказание.
— А когда будут судить его?
— Говорят, в субботу...
Я почему-то в глубине души не верю, что стеснительный и робкий как девушка Ширзаде оказался способным посягнуть на верность красавицы хозяйки. Впрочем, в тихом омуте черти как раз и водятся. Как на грех, в последнее время Ширзаде частенько бывал на заставе и многие знали об этом. Стоит ли мне появляться на суде? Неприятно будет слушать горькую правду о мерзком поступке человека, к которому я почему-то с первого дня нашего знакомства проникся уважением. «Нет, — решил я потом, — на суд нужно пойти. Не исключено, что здесь произошло какое-то недоразумение. Возможна и подлость со стороны смазливой красотки, умеющей показать свои редкие женские прелести. Суд все выяснит».