— Добрый день, сынок!— протягивает мне обе руки старик. — Здоров ли?
— О, это вы, отец! Спасибо за добрые слова. Я пока здоров и голова на месте, но что будет?..
— Об этом не говори,— прервал меня старик.— Не надо лишних слов, сынок! Мы все знаем. К нам в деревню приезжал солдат Ибрагим из Калата и рассказал, что ждет тебя... И вот мы решили всей деревней приехать в Мешхед, чтобы защитить тебя. Три дня и три ночи мы были в пути. Почти не спали и не ели... Спешили, и как хорошо, что не опоздали. А теперь мы свое слово скажем.
— Отец, я благодарю вас и всех этих людей! Но только трудно меня спасти.
— Мы вместе с тобой разделим горькую участь...
Мне трудно сдержать слезы. Не хочу, чтобы их видели, но сдержаться я не в силах.
Старик обнимает меня. Прохожие замедляют шаги, с любопытством смотрят на нас. Слышатся голоса:
— Что нибудь случилось?
— Не видишь, это тот самый человек, которого будут судить!
— Совсем молоденький и такой несчастный,— вздыхает пожилая женщина в широченной с оборками юбке.— Известное дело — повесят. Если есть мать...
— Не повесят,— отвечает ей плотный, средних лет мужчина,— не всех вешают... иных расстреливают. А этого парня и под пулю не подставят.
Лицо мужика мне показалось очень знакомым. Крупный, с горбинкой нос, нависшие на глаза брови. Где же я видел его? Конечно, на базаре Сангтарашене. Это — мастеровой-каменотес.
— Не дадим погубить нашего защитника!— решительно добавляет строгий каменотес и, пробиваясь в толпе плечом вперед, направляется поближе к воротам штаба. Я вижу, как со всех сторон к нему протискиваются еще человек двадцать по крайней мере... На душе у меня становится посветлее. Значит и в Мешхеде я не одинок!
А толпа между тем растет и растет. Люди негодуют, плотная масса тел колышется и рокочет, как море перед штормом. Штаб молчит. Военный штаб выжидает.
— Судить надо не этого парня, а настоящих преступников! — взрывается толпа.
— Давайте сюда негодяя Бузурга-заде!
— Пусть выйдет на крыльцо! Иначе мы вытащим его за ноги!..
Гнев толпы страшней горного обвала. Его не остановишь, сразу не уймешь.
Неожиданно на балконе появляется начальник штаба. Он поднимает руку вверх, просит внимания. Площадь гудит, но потом утихает.
— Господа! Если вы собрались здесь,— изо всей силы выкрикивает начальник,— чтобы взять под защиту ождана Гусейнкули-хана, то я должен сообщить вам, что... Он уже оправдан. Мы разобрались во всем и пришли к выводу, что Гусейнкули-хан ни в чем не повинен...
— Мы требуем сюда Бузурга-заде!
— Где прячется шакал вонючий?..
— Порядок, господа, прошу спокойствия!— начальник штаба пытается изобразить на своем безобразном лице с мясистыми губами что-то наподобие улыбки.— Этого нельзя допустить! Это — самосуд... Мы стоим на страже иранских законов и не позволим расправу над человеком без следствия и суда. Бузург-заде взят под стражу... Его будут судить... А сейчас попрошу успокоиться и разойтись по домам. Понятно?