Он как раз закончил разговор и, положив трубку, взглянул на нее. С каким-то странным, непроницаемым выражением лица он поднялся и, бросив короткое "идем", повел ее через холл в небольшую комнату возле кухни, оборудованную под прачечную.
Когда Джессика собирала одежду для стирки, то с удивлением обнаружила, что привезла с собой довольно много одежды — джинсы, пару брюк, свитер, несколько блузок и топов. Зачем она столько набрала? Неужели подсознательно чувствовала, что задержится здесь дольше, чем на день?
Вклад Джессики в стирку заключался в том, что она рассортировала вещи. Она без смущения вручила ему охапку нижнего белья, которую он отложил отдельно, чтобы выстирать порошком, обещанным Энни.
На Джессику вдруг навалилась усталость. Видимо, сказывались потрясения сегодняшнего дня. Покачнувшись, она тяжело прислонилась к дверному косяку. Харлан выудил одну вещицу желто-зеленого цвета из кучи белья и поднял ее.
— А это что такое?
Она моргнула, чтобы сосредоточиться, и, подавив зевок, ответила:
— Это пояс. Полагаю, его основное предназначение — сводить мужчин с ума. Но лично я надеваю его под джинсы. Очень удобно.
— Он такой же расцветки, что и простыни на моей кровати, — приглушенным охрипшим голосом проговорил Харлан. Пояс мягко скользнул по его ладони. Он положил его обратно на кучу белья, мысленно поклявшись себе, что когда-нибудь — желательно поскорее — увидит эту провокационную вещицу на стройном теле Джессики. А потом снимет ее.
Положив одну партию вещей в стиральную машину и закрыв крышку, нажал на пуск, запуская механизм в действие. Обернулся и посмотрел на Джессику: она тяжело опиралась на дверной косяк, веки покраснели и отяжелели. Она приложила ладонь ко рту, прикрывая зевок.
Харлан шагнул к ней и подхватил на руки. Она испуганно вскрикнула.
— Что ты делаешь?
— Несу тебя в постель, малышка. У тебя был трудный день, тебе нужно отдохнуть. Хочу, чтобы к приходу гостей ты хорошо выглядела.
— Не называй меня малышкой, — пробормотала она, положив голову ему на плечо.
— Почему? — спросил он.
— Потому что я уже давно не маленькая. Я выросла.
Его глаза заметно потемнели. В них безошибочно читалось желание.
— Я заметил.
Руки, державшие ее, стали очень горячими, обжигая ее сквозь тонкую ткань халата.
— Харлан, отпусти меня, я вполне могу идти сама.
— Не отпущу, — отозвался он хрипло и мысленно добавил: "никогда".
— Почему? Я же тяжелая. Ты меня уронишь.
— Не уроню. Мне нравится тебя нести, и вовсе ты не тяжелая. Ты легче перышка.
— Да уж. — Она засмеялась, уткнувшись лицом в воротник его рубашки.