— У вас есть родственники в резервации?
— Да, в Пайн-Ридж. Но мне было пять лет, когда я видел их последний раз.
— Тогда, когда погиб ваш отец?
Зак кивнул. Он посылал ежемесячный чек в благотворительную организацию племени сиу, но это не меняло его отношений с семьей отца.
Следующий вопрос заставил его вздрогнуть.
— Не там ли было восстание? В резервации Пайн-Ридж? Мне кажется, что я видела об этом кинофильм. — Она сделала паузу и задумалась. — Восстание, в которое были вовлечены ФБР и Центр по обеспечению безопасности свидетелей?
Он выругался про себя. Натали только что вытащила на свет его худший кошмар.
— Вы подразумеваете осаду Ваундед-Ни?
— Вот именно. О боже мой! Вы были тогда инспектором? Вы были там?
Его живот сжался.
— Мне было всего девять лет.
— О! — Ее щеки вспыхнули. — Я не предполагала, что с тех пор прошло так много времени. Я думала, что это случилось в восьмидесятых.
— Это был 1973 год.
В тот год несколько сот индейцев во главе с Организацией гражданских прав племени сиу и Американское индейское движение заняли Ваундед-Ни.
Люди имели оружие, но главным их оружием были гордость и обида. В тот год дядя Зака, сотрудник Центра, белый, которому Зак был предан и которым восхищался, вместе с другими федеральными офицерами присоединился к силам, противостоящим индейцам.
Она шагнула к нему.
— Вы когда-нибудь думали о переезде в резервацию? О возможности узнать своих родственников получше?
— Была такая мысль. — Но он боялся, что родственники не примут его. Участие его дяди в осаде Ваундед-Ни всегда было в памяти, преследуя его в юности, заставляя чувствовать себя виноватым перед своими соплеменниками.
— Я думаю, будет правильно предположить, что ваша индейская кровь со стороны вашего отца?
— Да. Это правильное предположение.
Она печально вздохнула.
— А я даже не знаю, кто мой отец. — Натали рассеянно опустилась на колени, чтобы выдернуть сорняк, который пропустила. — Для меня это не так уж важно. Насмотрелась я на тех, кого моя мать приводила домой! Наверняка и мой отец такой же!
Когда она поднялась, Зак заметил в ее глазах тоску — тоску одинокого человека. Натали ни с кем из своей прежней жизни не контактировала. Хотя свидетелям Программы не разрешалось никому сообщать об их местонахождении, Центр все-таки отправлял написанные ими письма, устраивал разговоры по телефону с родственниками. Натали от всего этого отказалась.
И Зак не мог обвинять ее в этом.
— Когда вы в последний раз видели вашу мать?
— Когда мне исполнилось восемнадцать лет. Не было никакого смысла поддерживать с ней какие-либо отношения. Она никогда не жаждала, чтобы я была рядом. — Мягкий бриз распушил волосы Натали, разбросав золотые пряди вокруг ее лица. — А где ваша мать — в частном санатории?