— Наверное, тебе стоило тогда пить таблетки, — произнес он.
— Я думала об этом, — Кэрри поежилась от холода. — Значит, ты тоже так считаешь?
— О чем ты?
— Что мы зря развелись.
— Да. — Грому было тяжело признаваться. — Ты причинила мне боль, Кэрри.
— Ты тоже делал мне больно, — ее голос дрогнул.
— Каким образом? Скажи, что я сделал не так. Кроме того, что стремился стать военным?
— Я так хотела, чтобы ты хотя бы раз признался мне в любви, — прошептала Кэрри.
На мгновение Гром замер. Ему стало трудно дышать.
— Ты же знала, я любил тебя.
— А я хотела это услышать!
— И эти слова спасли бы наш брак? — Гром больше не сдерживал раздражение. — Если бы я сказал это, ты бы осталась? Даже несмотря на потерю ребенка? Несмотря на мое желание пойти в армию?
Кэрри промолчала, но он знал, что теперь ей есть о чем подумать.
Утро еще толком не наступило, но Кэрри не могла спать. Всю ночь она проворочалась в постели и, поняв, что попытки хотя бы ненадолго заснуть бесполезны, откинула одеяло и прямо в пижаме прошла в гостиную. Там она битый час просидела у окна, размышляя, как ей теперь быть, но ничего толкового так и не придумала.
Прошлым вечером Гром разбередил в ее душе все раны, которые так и не затянулись, хотя со времени их развода прошло уже столько лет. Признавшись, что любил ее, он заставил Кэрри сомневаться в правильности принятых много лет назад решений.
Поздно, слишком поздно она услышала эти три заветных слова, да и не в той ситуации, в которой их нужно было произнести. И не в той форме.
Чем же заняться? Может, приготовить завтрак? При мысли о еде Кэрри ужасно захотелось кофе, но она не отважилась хозяйничать в доме Грома.
Прежде всего, им нужно поговорить. Гром, вероятно, уже встал. Он всегда просыпался рано. В молодости ему хватало всего нескольких часов сна, и вставал он бодрым и полным сил. Маловероятно, что его привычки изменились с тех пор.
Набравшись храбрости, Кэрри поднялась по лестнице и тихонечко — на всякий случай — постучала в дверь его спальни.
Гром открыл, и сердце Кэрри заколотилось. Судя по влажным волосам, он только что принял душ. Единственной его одеждой были боксерские трусы, и ей удалось рассмотреть не только могучую бронзовую грудь, но и шрамы, которыми она была покрыта.
Следы от пуль. Широкие рубцы от заживших ножевых ранений.
Кэрри замерла на пороге, не в силах произнести ни слова. Гром тоже молчал, медленно окидывая с ног до головы бывшую жену. Его брови поползли вверх.
— Полагаю, ты здесь не для того, чтобы лишить меня невинности, — он скептически усмехнулся и ткнул пальцем в пижаму Кэрри.