Валериан влез … именно влез, а не сел в автомобиль. Роскошная тачка перекосилась от чрезмерного груза, словно лицо с флюсом, в салоне пахнет мокрой бумагой и еще черт знает чем, напрочь заглушая нежный запах натуральной кожи и дорогого освежителя воздуха. Ящики, коробки и безобразные тюки угрожающе кренятся на Поспелова, собираясь обрушится на него в самый неподходящий момент и заклинить рулевую колонку где нибудь на оживленном перекрестке, когда загорится зеленый свет. Валериан сокрушенно вздыхает, пальцы нежно касаются руля. Электроника тихонько взвыла, рулевая колонка прильнула к рукам, словно соскучившийся по хозяину щенок. У Валериана даже глаза заблестели, так вдруг стало жалко и себя, и машину, и жизнь свою, жалкую и никчемную. «Бьешься, как рыба об лед. Хочешь чего-то добиться в этой жизни, стараешься, - думал он, глядя на приборную панель, отделанную красным деревом. – По ночам не спишь, все думаешь, думаешь … Сердце ни к черту стало, пальцы трясутся, скоро нервный тик появится. А волосы? Совсем седые! А каким парнем был совсем недавно? Какую карьеру мог сделать?»
- Эх, мать твою! – выругался Валериан вслух, но стереосистема заглушила крик души ревом динамиков – доченька прошлый раз брала машину покататься, забыла отключить медиатеку, а у нее там сплошной хард-рок типа AC-DC и прочих металлик. Поспелов вырубает аудиосистему. Поколебавшись, включает снова, выбирает из списка что-то сентиментальное, из Эннио Морриконе. Обогреватель выдыхает струю теплого воздуха, мотор тихо гудит, кроссовер мягко катит по дороге, грузно переваливаясь на неровностях.
Мужская палата встретила Стаса знакомым запахом тлена, несвежего белья и прокисшего пота. Старики лежат на койках, только Благой по привычке сидит, скрестив ноги под собой, глаза устремлены вдаль, душа где-то далеко.
- Доброе утро, дедушки! – поздоровался Стас. – Не побеспокою?
- Приступайте, сударь … И здравствуйте вам, - отозвался Поцелуев.
Стас заметил, как старый актер украдкой забрал с тумбочки небольшой предмет телесного цвета, отвернулся к стене и быстро сунул его в рот. Поцелуев почему-то жутко стеснялся вставной челюсти и всегда делал вид, что с зубами у него все в порядке.
- Привет, салабон! – жизнерадостно заорал Таранов. – Как служба? Малиной не кажется?
- Никак нет, ваше благородие! – рявкнул в ответ Стас в манере дореволюционного унтера и пристукнул шваброй будто прикладом мушкета.
- Хорошо, корнет. Продолжайте нести службу!
- О Боже! Как достали этот солдафонский юмор! – тихо простонал Поцелуев.